Что-то вроде любви

Филиппов Леонид

Ведущий Что-то очень уж детально уважаемый критик берется объяснять физиологию своей неприязни! Мало того, что у его эстетического организма несварение, так еще и головная боль. Какую именно головную боль вызывает попытка решить смысловые проблемы в книгах Пелевина - вот, оказывается, корень зла. Я-то лично не настолько медик - поставить точный диагноз не решусь, однако сдается мне, что головная боль, которая "не такая, как от тяжело разрешимых вопросов" в народе называется несколько короче. Ага, вот именно... А что делать мне, если смысл написанного Пелевиным кажется мне простым, ясным и однозначным? И, более того, если мне представляется самоочевидны (как, кстати, и Петру Вайлю), что вовсе не смысловые проблемы - суть пелевинской прозы. у непонятно критику, что хотел сказать автор. Бывает. е его это. Откуда же столь мощная уверенность, что это - проблемы именно автора. А читать японские танка на языке оригинала критик не пробовал?..

И еще. Конечно же, среди (по)читателей Пелевина полно дураков (вся Сеть ими кишит) из модной

тусовки, которых и привлекает именно и только вот это самое, вычитаемое. Так и что? С Борхесом, например, дело обстоит иначе?! Это ведь - только факты их, дураков, биографии. е судить же по ним о качествах писателя!

Игорь Шнуренко Роман "Чапаев и Пустота" подводит философию под поддельный преобразовательный пыл и всамделишный конформизм нашего поколения. Все пустота: серьезен лишь стеб; важен лишь я сам, все остальное не имееет значения.

:Что до философии романа, она с успехом уместилась бы на двух-трех страницах - и назвать роман философским - значило бы оскорбить:

Ведущий Во-первых, хорошего же мнения данный выступающий о "нашем поколении" - вся философия на двух-трех страницах: А во-вторых, откуда такая уверенность, что ничего сверх замеченного им в романе и нет?! Эдакие-то похвалы, конечно, не слишком помогают репутации писателя. Послушает такое критик Басинский и решит, что и вправду ничего у Пелевина за душой нет.

Вот вам и два полюса полного непонимания - от якобы сторонника до якобы оппонента. Языка-то не понимают оба:

Вспоминается по этому поводу Иван-дурак, великий хитрован русского фольклора - эх, не попал он под горячее перо интеллектуала и серьезного мужчины господина Басинского - уж тот бы ему задал - обозвал бы его напыщенным глупцом - как Пелевина. А что, верно! Если ты - писатель, изволь всюду и везде говорить красиво, умно и на философские темы. А не то критику не о чем и поворчать будет, а это, между прочим, его хлеб:

* * *

При всем этом сам писатель Пелевин упорно не теряет надежду найти адекватные каждому читателю варианты "несения". И, для тех, кому высказанное в "Затворнике и Шестипалом" (и других - параллельных - вещах) о сути любви осталось непонятым, и до кого доходят не столько сентенции, сколько, так сказать, иллюстрации - на примерах из жизни (или, если хотите, реализм пресловутый) - есть иной вариант учебы. Такая вот иллюстрация к словам Затворника о любви: рассказ "ика".

В "Затворнике и Шестипалом" и в "ике" и прием общий: до определенного (автором ) места читатель не догадываться , что герои - не люди. Тем ярче абсолютная разность этих рассказов. "Затворник и Шестипалый" притча, учебная сказка об учебных сказках. И , если на то пошло, чтО в этом так пугает и раздражает людей, выросших в христианской традиции - неясно. Будто бы Раби не так излагал свои идеи! Чем это наши мудрецы хуже суфийских? Мы что, притч не слыхали? Иносказания нам недоступны, а доступен один реализм - ну этот, как его , "соц"?..

Юнг С ходом тысячелетий христианство стало таким, что немало удивило бы своего основателя, если бы он был жив.

Ведущий :апротив, "ика" - вовсе не притча и не поясняет ничьи - ни "восточные", ни "западные" готовые идеи, а толкает (ибо Пелевин - всё же именно учитель) мыслящего читателя задуматься о Любви. О той самой, которая , в сущности, возникает в одиночестве... В каком-то смысле этот рассказ - теорема. Причем - доказанная. Вот как раз именно о том, что любовь - самодостаточна и что, говоря языком арифметики, от перемены объекта произведение не меняется. А значит - не меняется и суть : Такая позиция - вне зависимости от воли автора - оказывается полемической, так как абсолютно противоположна классическому "естественному" подходу:

Мишель Монтень Плутарх говорит по поводу тех, кто испытывает чрезмерно нежные чувства к собачкам и обезьянкам, что заложенная в нас потребность любить, не находя естественного выхода, создает, лишь бы не прозябать в праздности, привязанности вымышленные и вздорные. И мы видим действительно, что душа, теснимая страстями, предпочитает обольщать себя вымыслом, создавая себе ложные и нелепые представления, в которые и сама порою не верит, чем оставаться в бездействии.

Ведущий Так что, хоть и прием общий, а вещи эти - "Затворник" и "ика" скорее зеркальные по отношению друг к другу. В рамках того же приема возможна ведь и просто шутка, без особой "философской" (черт, а как же еще сказать-то?!) нагрузки. апример, такая хохма, как "Зигмунд в кафе". Да и вообще, даже в самые трудные минуты, как бы "глубок" ни был разговор, ни на минуту не забывали мы о простой, остроумной шутке. Чтобы не дай бог, не подумал кто из уважаемых читателей или - тем паче - критиков, будто что-то здесь говорится хоть капельку всерьез. Поэтому после каждого пояснительно-учебно-сказочного посерьезнения - сразу на снижение. Скажем, вот как это описание природы: "Поляна была темна, пуста и безвидна, и только легкий дымок носился над угасшими углями." Что это? И тут гипертекст! Какой в этом смысл? К чему? Да полно вам, господа, со своей серьезной миной! и о чем. Шутка. Веселый человек автор, похулиганил чуток в языковом плане - исключительно от легкости нрава, без задней мысли: Впрочем, шутить можно и "на тему": "- И что с ним случилось? - Ничего. Поставили его к стенке и разбудили - А он? Чапаев пожал плечами. - Дальше полетел , надо полагать."

Пусть это какой угодно "изм" -

хоть дзен, хоть не дзен (хотя байка про то, как Чжуану Чжоу приснилось, что он бабочка - все же даосская ) , но ведь остроумно как! Вот ничего с ним не случилось! и-че-го. Классно. Приятно такое читать, радостно за то, что в подобных обстоятельствах возможен столь добрый и простой юмор, без особого выпенрдрежа. И - на хорошем языковом уровне. С чувством формы. А также с толком и с расстановкой: И ведь при этом - все правильно изложено - вполне, так сказать, дидактически грамотно. Что поделаешь - Пелевин - не чистый стилист (а порой и не стилист вовсе), не только стебок, не ленивый шутник-торопыжка: Он - разный! Есть там и сделанность - от ума, и классика - от начитанности, и примитивношуточные приемы, и импровизация практически без редактуры - от легкости и лености нрава:В точном соответствии с известной декларацией Михаила Веллера относительно качеств новеллиста и его новелл: они - разные! А Пелевин, во сяком случае, пока что - несомненный новеллист, несмотря на попытки "Чапаева и Пустоты" казаться романом. И это - никаким образом не порицание, а скорее уж похвала. у вот представьте-ка себе роман Борхеса: Для "читающей публики" подобная пестрота свойств не слишком приятна: снижает адекватность восприятия. Аналогия здесь - например, "Pulp Fiction" Тарантино: по первому впечатлению многие неглупые в общем люди, даже несмотря на прямое указание в названии фильма, умудрились не воспринять его пародийность, шуточность, "взяли" один только верхний, примитивнотриллерный, слой . А всё почему? А потому, что мало и невнимательно читали в детстве Пушкина. Взрослыми же - и вовсе никак не читают. Иначе не смущали бы их ни эта лоскутность, ни противоречия, ни многослойность - в характере как самих современных художников, так и их творений. Подобно тому, как Татьяна в "Онегине" - "милый идеал" - образ не столько женщины, сколько самой музы, поэзии, так и Затворник и прочие, подобные ему носители Знания, учителЯ, рассказчики притч - не образы людей и даже не образ автора-учителя, но - образ его прозы. Отсюда - в точности как и в характере Татьяны - лоскутность, зияния, противоречия - и в образах, и в самом творчстве. Ибо их, учителей, много, все разные. А вот учение-то, вполне возможно - одно. ет, никакой, разумеется, не "дзен-буддизм". И не "буддизм в тибетской аранжировке", как, почему-то, пишет Ирина Роднянская. (епонятно, зачем так подставляться). С равным успехом, "расшифровывая", скажем, "Тарзанку" можно обозвать Пелевина проповедником монетеистического, "линейного" учения - того же христианства. Вполне. Было бы только желание все покрыть ярлыком и успокоиться:

Я бы предложил остановиться на простой формуле: Пелевин - это что-то вроде Пелевина. А дзен - это дзен. Как у Пушкина, с легкой руки Синявского, выстраивается цепочка "донжуанство-легкость жизни - легкость мировосприятия и самого творчества", так у Пелевина в этой цепочке первое звено - "философия", а дальше легкость мысли. Если хотите - да легкомыслие. А почему нет? Только, конечно, не в хлестаковском смысле, а именно в том, который означает легкость как изящество, как красоту - при этом ведь и сама мысль вполне присутствует. е надо только так раздражаться формой - повторяя ошибки Писарева в попытках воспринять пушкинское мышление.

Сам Писарев, вполне вероятно, отнесся бы к произведениям Пелевина (и Петра Фанерного тоже) весьма и весьма критично, ибо чувство юмора и способность поэта к самоиронии и самопародии были ему чужды: такие явно пародийные строки , как монолог Ленского

"Ах, милый, как похорошели

У Ольги плечи, что за грудь!

Что за душа!"

или его же "Куда, куда:" кажутся критику признаком беспомощности самого Пушкина в попытке изобразить юного поэта достойным человеком. Весьма характерная тенденция в нашей непримиримой русской критике: вот уж и полтора века почти прошло, а критик наш все тот же - серьезен, словно учебник литературы, и не желает верить, будто кто-то вовсе не стремится, подобно ему, исключительно всерьез воспринимать и мир, и самого себя . И это при том, что в Алексеевский равелин его, как будто, никто не сажает (Хотя, повторюсь, коекому это, возможно, пошло бы на пользу:.) А тот из наших современников, кого и в самом деле посадили и который написал-таки в заключении книжку - как раз о Пушкине - тот сделал это весело и остроумно с истинно Пушкинским смешением глубины и легкости. Вот об этом смешении, о лоскутности: Любование собственным умением, детская - как у котенка - игра, не во что-то конкретное, а так, с собственной грацией - "вот он я каков, а вот слабО взять и - внутри "литературы" - объяснить популярно туповатому пацану, бандиту суть Отвлечения?" - подобный эклектизм весьма присущ легкомысленным ребятам из пушкинского задорного цеха. (Или, как сказал бы Борис Пономарев, культурным демократам вне стиля, "евреям"). Примерно так, как в "Онегине", играя и любуясь собственной ловкостью, просто от обилия жизненных сил Пушкин помещает рядом с подчеркнуто-корявым, простонародным "УЖ реже солнышко блистало, Короче становился день" - другое, истинно поэтическое, лишь ярче играющее аллитерациями на контрасте: "Лесов таинственная сень с печальным шумом:" И далее - опять эта крестьянщина: "Стоял ноябрь УЖ у двора". Ох, попал бы с этими "ужами" Александр Сергеевич под руку ревнителю грамматики господину Слаповскому! Впрочем, свято место пусто не бывает - Пушкин тоже без критиков не остался. И Писарев среди этих - кандидатов на выписку- еще не самый беспощадно-здоровый: