Что у принца под короной
Шрифт:
– Лена, это я, Сена.
– Привет, – облегченно вздохнула она, – а я-то уж думала…
– Погоди. Слушай меня внимательно. Кто-нибудь в «Альфаденте» в курсе ваших с Маршавиным отношений?
– Нет, – ее голос сразу напрягся, – он вообще был скрытным и не хотел, чтобы кто-то знал о его жизни, тем более, личной. В клинике никто не подозревал, что мы вместе.
– А общие друзья, знакомые? Кто-нибудь о тебе знал?
– У него не было друзей, а с моими подругами он запрещал мне общаться.
– Это очень хорошо, – от души сказала я. – Квартира на тебя оформлена,
– Да, а что…
– Мой тебе совет, как можно быстрее продай квартиру и уезжайте вместе с мамой куда-нибудь подальше отсюда. На свете столько чудесных городов, где не живет такое количество злобных гоблинов, как нашем стольном городище…
– Спасибо, девочки, – ее голос дрогнул, – даже не знаю, как…
– Только не затягивай с этим, ладно? Всего тебе хорошего.
Положив трубку, перевела дыхание и незамедлительно позвонила Горбачеву доложить о проделанной работе и имеющихся уликах, в том числе – капсуле цианистого калия, извлеченного из зуба Таисии Михайловны.
Глава двадцать вторая
Страшное утро началось с телефонного звонка. Благо аппарат стоял на полу у дивана, и я без особых трудностей дотянулась до трубки.
– Аллё… – еле-еле прошлестела я.
– Сенчик, привет! – бодро прозвучал голос Влада. – Доброе утро! Подумал разбудить тебя на всякий случай и напомнить, что сегодня не мешало бы явиться на работу, а то Конякин тебя котлеты пустит!
– О, боже…
– Надо, Сена, надо! Давай-ка быстренько поднимайся, скорее собирайся и вперед – на трудовую вахту!
– Хорошо…
И трубка выпала из ослабевшей руки.
– В чем дело? – недовольно проскрипела Тая.
– На работу надо…
– Не надо на работу! – отрезала она, переворачиваясь на другой бок. – Пошло все к черту! Будем спать!
– Не будем, – опершись на спину очень кстати подошедшего Лаврентия, я кое-как поднялась с дивана, – на работу надо, Конякин меня фарширует. Умоляю, выведи Лаврентия! Спаси меня, друг, если ты мне, конечно, друг!
Другу очень не хотелось быть мне другом в этот час, но она все-таки снизошла и проявила солидарность. Больше того, взбодрившись после прогулки по легкому морозцу, она вызвалась сопроводить меня в редакцию. За компанию.
– Чего вдруг? – с подозрением поинтересовалась я, спешно докрашивая второй глаз.
– Ну, мало ли, вдруг Конякин на тебя набросится и потребуется моя помощь.
– Ты хочешь посмотреть, как выглядит наш офис с новыми обоями, да?
– Да.
– Поехали.
Всю дорогу до издательского дома «Комета» мы усиленно пили минеральную воду и жевали мятную жвачку.
– А хорошо вчера посидели, – подруга передала мне бутылку, – и Дима этот очень даже ничего, вон сколько всего притащил, чуть не надорвался.
– Органически не выношу рыжих.
– Да ладно тебе кривляться при полном отсутствии выбора. Милый молодой чемодан, давай возьмем его к себе жить? Его отчим будет нам бесплатно зубья сверлить.
– Тай, на тебя минералка с мятой странное какое-то воздействие оказывает. Наша станция, выходим.
От метро до «Кометы» неслись на
– Ну, наконец-то ты нас почтила своим присутствием! – рявкнул Станислав Станиславович, едва я переступила порог. – Здравствуй, Тая! Твое поведение, Сена…
– Станислав Станиславович, мне только-только зуб починили, я вообще жить никак не могла…
– Все понятно! Статьи принесла?!
– Да-да-да, – я поспешно полезла в сумку, – целую кучу изумительных, потрясающих статей… Вот!
– Давай! А теперь за работу! Быстро! – и поспешно скрылся в своем кабинете с моими статьями.
– Фух! – выдохнула я, делая шаг в направлении офиса. И замерла на пороге, остолбенев моментально. Наш обновленный интерьер основательно выветрился из памяти со всеми дубодробительными делами, подзабыла я, как оно теперь стало… А интерьер, надо сказать, впечатлял. Черные стены с золотым и серебряным рисунком, какие-то безумные картины, принесенные старательными членами нашего коллектива… и одинокий канделябр без свечки над столом Тины Олеговны. И безумно глупо и не к месту смотрящиеся на этом фоне старые мониторы с замызганными системными блоками.
– Ну что ж, креативненько, – сказала Тая. – Безумненько, конечно, ужасненько, но концепция вашего издания вполне позволяет такой интерьерчик.
– Тай, Сен, привет, – подскочил к нам Влад. – В ужасе, да? А мы уже постепенно привыкаем к обстановке. Иловайский предложил еще и мониторы с системными блоками расписать в такой же палитре, чтоб не сильно выделялись, Конякин над этим думает. Как у вас дела-то вообще? Где пропадали?
Ответить я не успела, в Тайкиной сумке зазвонил и завибрировал мобильник. Вытащив аппаратик, она посмотрела на дисплей.
– Это Горбачев. Ответь, а? А то я как-то нервничаю…
Я взяла аппарат и вышла в коридор.
– Да, Михаил Сергеевич, это Сена.
– Здравствуй, Сеночка. Последние новости таковы: Дмитрий Маршавин покончил с собой, написав предсмертное признание.
– Пра-а-авда? Да вы что?! Как же так, когда он успел?
– Вскрытие покажет, когда. Ты сможешь сегодня передать мне все имеющиеся у тебя материалы и улики?
– Конечно, какие могут быть проблемы. Так что ж теперь получается, преступник ускользнул от правосудия?
– Ну, я не стал бы так говорить, – по голосу Михаила Сергеевича я поняла, что он улыбается, – каждому преступнику свое правосудие. Как тебе будет удобнее, чтобы я к тебе подъехал или ты ко мне в агентство?
– Давайте лучше вы ко мне, Михал Сергеич, часикам к восьми, я как раз домой доберусь после работы, а то ведь вы уже лет сто у меня в гостях не были. И мы с Таей вам все в подробностях расскажем и распишем, договорились?
– Договорились, Сеночка, в восемь буду.
И нажав кнопку отбоя, я с чистым сердцем и незамутненной совестью отправилась трудиться во благо аномальных явлений родимой газеты.