Чтоб услыхал хоть один человек
Шрифт:
Как длинно я пишу о всяких глупостях! Но меня действительно всё время посещают такие мысли. Боюсь, что, перечитав, не захочу посылать тебе это письмо, поэтому отправлю не читая.
Прошу прощения за ошибки и пропуски. Молю бога, чтобы экзамены прошли успешно.1912
56
Цунэто Кё (1888–1967) – школьный товарищ Акутагавы. Впоследствии
28 июня 1912 года, Табата
Спасибо за газеты, которые ты мне прислал. Теперь я смогу несколько дней наслаждаться чтением твоего рассказа о том, как ты ездил на родину.
Я читаю запоем. Закончив дела, по полдня читаю неотрывно. Думаю, в июле наступит покой.
Двадцать шестого вечером ходил в Opera [57] . В тот день давали «The Quaker girl» [58] Таннера. Постановки меняются каждый раз – двадцать девятого дают «Musume» [59] , о которой столько говорят. Среди зрителей было много иностранцев. Даже в третьем ярусе сидели две семьи, а как много их было в box [60] и orchestra stall [61] , и говорить нечего.
57
Опера (англ.).
58
«Дочь квакера» (англ.).
59
«Девушка» (яп.).
60
Ложе (англ.).
61
Первый ряд (англ.).
Я был вместе с Фудзиокой-куном. Вещь несколько вульгарнее, чем я предполагал, к тому же я понимал далеко не все. Опера была очень смешная. Женщина, по виду американка, сидевшая сзади меня, смеялась так, что я боялся, как бы с её головы не слетела огромная соломенная шляпа с жёлтыми розами. Даже её представительный муж с розовым галстуком всё время насмешливо хмыкал. Неприятно было лишь то, что японцы, сидевшие в третьем и четвёртом ярусах на upper circle и gallery [62] , знали, что, если долго аплодировать, артисты обязательно будут по многу раз петь на бис, вот они и аплодировали долго и неистово.
62
Верхний ярус и галерея (англ.).
Выйдя наконец из ярко освещённого подъезда на улицу, мы увидели женщину в пальто из бледно-голубого атласа, на котором, на китайский манер, были вышиты облака, дракон и жираф. Из-под пальто выглядывала длинная светло-серая юбка, тоже очень красивая. Она шла к автомобилю с пожилой женщиной, одетой скромнее. Они разговаривали, кажется, по-английски. Встреча с этой женщиной позволила мне ощутить вкус Запада гораздо сильнее, чем Opera.
Двадцать четвёртого или двадцать третьего ходил в колледж. Там в одной из аудиторий сдавали экзамены в сельскохозяйственный университет в Саппоро. Увидев вопросы по математике, вывешенные на кирпичной стене коридора, я убедился, что они довольно лёгкие. В общежитии ещё остались Судзуки, Яги, Курода и Нэмото. Фудзиока живёт отдельно в западном корпусе. Он похож на anachorite [63] .
63
Затворник (англ.).
Рю
15 июля 1912 года, Синдзюку
Прости, что долго не писал.
Недавно
Ничего не делаю из того, о чем мечтал до каникул. Не так много читаю. Нет никакого желания поехать куда-нибудь. Целыми днями только и делаю, что слушаю, как шумит дождь за окном. Ко мне редко заходят. Я тоже редко выхожу из дому. Не хочется говорить о том, что у меня с желудком не всё ладно, правда, кроме этого, ничего плохого не происходит. Из куска материи я сшил два мешка, наподобие мешков для чая, приделал к ним тесёмки, надел на ноги и завязал под коленями. Так, защитившись от москитов, я могу спокойно читать, дремать. (…)
Ходил в императорский театр на «Пещеру любви». (…) Пьеса ужасная, мне стало невмоготу смотреть ещё Шерлока Холмса и комические сценки, и я уехал домой на тряском трамвае. (…) Мне было даже неприятно, что я не могу наслаждаться ничем, кроме старой драмы Кабуки. Я уверен, что так будет до тех пор, пока создание пьес не окажется в руках молодёжи, проявляющей интерес к искусству.
Если у тебя есть какая-нибудь книжка mysterious [64] историй, сообщи. (…) В предисловии к своему сборнику стихов Россетти пишет, что книгами, в которых описывается сверхъестественное, зачитываются. Мне кажется, он слишком самоуверен. Я иногда читаю его с улыбкой. О, как бы мне хотелось жить в чистом мире стихов, как этот поэт. Adieu [65] .
64
Таинственный (англ.).
65
Прощай (англ.).
Рю
20 июля 1912 года
(Письмо написано по-английски)
Дорогой друг!
Благодарю за тёплое, сердечное письмо.
Сейчас семь часов вечера, и я мысленно представил себе, как ты, твоя мама, сестра и братья весело разговариваете, смеётесь. Ты, разумеется, говоришь восхитительнее всех, твоё смуглое, оливково-загорелое лицо расплылось в сердечной улыбке, а маленькие братья отпускают шутливые замечания, над которыми все (даже твоя мама и сестра) просто не могут не смеяться.
Освещённый желтоватым светом лампы смеющийся кружок, заливающийся серебряным колокольчиком, сладкий запах цветов, стрекотание сверчка – представляя себе всё это, я пишу тебе письмо в своей душной библиотеке, обливаясь потом, поедаемый москитами. Пожалей меня!
Лето в Токио до ужаса отвратительно. Красное солнце, сверкающее, точно раскалённый добела металлический шар, струит свет и жару на иссохшую землю, которая смотрит на безоблачное небо налитыми кровью глазами. Заводские трубы, стены домов, рельсы, тротуары – все, что есть на земле, тяжело вздыхает от тяжких мучений, ниспосланных солнцем. (Возможно, тебе трудно понять, сколь отвратительно лето в Токио, и тебе смешна моя невообразимая ненависть к лету.) В этой ужасной жаре и духоте думать о поэзии, о жизни, о вечности совершенно невозможно.
Я чувствую себя летающей рыбой, упавшей, к своему несчастью, на палубу корабля и умирающей на ней. К тому же мне ужасно досаждают пыль, вонь протухшей рыбы, жужжание насекомых, страшные на вид ящерицы и самые надоедливые из всех – москиты. Короче говоря, королева лета, столь благосклонная к тебе, со мной весьма жестока.
Я читал «Юсэнкуцу», мечтая о счастливой стране, где сияет солнце и всё цветёт, где действительность превращается в восхитительную мечту, а страдания – в жизнь, полную прекрасных наслаждений. Я хочу забыть обо всем вульгарном и банальном в этой прекрасной, сказочной стране и жить жизнью, которой живут не обычные мужчины и женщины, а боги и богини под сапфирным небом этой счастливой страны, окутанной запахами белоснежных цветов груши, с поэтом этой фантазии Тёбунсэем.