Чтоб знали! Избранное (сборник)
Шрифт:
Однако за собой она сохраняла право называть сукой любую женщину, которая чем-либо ей не угодила, например, когда впереди неё ехала баба на машине со скоростью меньшей, чем бы этого хотелось Карен. Все, кто был тоньше её, вызывали у неё ненависть. Она с трудом сдерживала раздражение, видя, как я ем без ограничений сладкое и не прибавляю в весе. Здесь действовала ещё одна её подсознательная заповедь: ненавидь своего ближнего, как саму себя. В результате за всю жизнь у неё не было ни одной близкой подруги.
На наших дверях надо было сделать надпись: «Берегитесь, злая сука!»
Да. Уж теперь-то я убеждён, что мужчина и женщина – это два непримиримых
Карен во всём обманывала себя. Например, ставила будильник на полчаса вперёд, чтобы, проснувшись, с облегчением дать себе поспать ещё полчаса. Ела огромные порции якобы малокалорийной пищи, утешаясь тем, что от этого не прибавит в весе. Экономила на покупке десять центов и, хваля себя за бережливость, тут же тратила лишние десять долларов.
А с едой – так это вообще у неё была трагедия на всю жизнь, которая состояла из постоянно возобновляемых и нарушаемых диет. Брюхо очередной диеты было набито рецептами блюд, меню, весами для еды и весами для тела, нудным отмериванием порций и самовзвешиванием. Затем следовало морение себя голодом, потом полная капитуляция обжираловки и, наконец, блевание. Единственные ситуации, в которых я помню Карен в состоянии истинного счастья, – это перед хорошей жратвой. Вся жизнь её была организована вокруг еды. И когда она находилась рядом с едой, настроение становилось приподнятым. Радость покупки еды в магазине по пятницам, набирания еды в тележку, радость раскладывания купленной еды по полкам и в холодильник. А потом начиналось хождение вокруг холодильника, подкрадывание к еде, а затем бросок на еду и безумное безостановочное пожирание еды, пока она вся не оказывалась съедена.
Когда мне пришло письмо от Рины, я стал рассказывать Карен о ситуации, предложил ей прочесть. Она прервала меня, смотря на себя в зеркало – какой, мол, большой живот. Я подумал: «Дура, он тебе не грозит, поинтересуйся письмом – вот где опасность для тебя». Потом я подумал, что, может быть, Карен чувствовала опасность, и поэтому, избегая признаваться себе в ее существовании, она, как всегда, бежала в привычную озабоченность обилием съеденной жратвы.
Если возникала какая-то проблема, сложность – все мысли и действия Карен оборачивались к еде, она была и утешением, и помощью в незнании, куда себя деть. Забота Карен обо мне заключалась в покупке бутылки вина, якобы мне в подарок, но которую, дав мне пригубить бокал, она выпивала сама. Или в покупке для меня сладких булочек, которые она сжирала до последней в один присест. А потом она испытывала угрызения совести, но не из-за того, что она лишила меня подарка, а из-за того, что она теперь набрала вес. Часто, перепив, она начинала блевать – она становилась на колени перед унитазом и вставляла в рот два пальца, оглашая окрестности воплями потуг. Отблевав, она засыпала.
Всё это – классические симптомы суки, описанные многократно в учебниках и романах. Но от этого мне не становится менее омерзительно при сталкивании с ними. Тем более, это был мой первый раз. А ведь до недавнего времени такие бабы просто назывались сварливыми, или, по-шекспировски, строптивыми. Теперь это объясняют гормонами и предменструальным синдромом. А что толку от переименовывания дерьма в фекалии?
Где-то Карен вычитала, что для того, чтобы тело не задерживало воду перед началом менструаций, надо пить по десять стаканов воды в день. Пальцы на руках у неё разбухали, и она ещё бухала в себя воду. Я не мог понять, как это возможно, чтобы воды становилось меньше оттого, что пьёшь её больше? Карен тоже этого не понимала, а когда я просил её мне это объяснить,
К тому же было незаметно, чтобы эта вода из неё выходила, потому что у неё была привычка задерживать в себе мочу, как и дерьмо, до того состояния, когда её мочевой пузырь чуть ли не разрывался. Я же, наоборот, ненавижу терпеть – ночью хожу мочиться минимум два раза, а если выпью чего перед сном, то и чаще. Она же ночью не ходила мочиться, чему я всегда недоумевал, но чуть она просыпалась утром – неслась в уборную. Я слышал, как из неё хлестала толстая струя несколько минут, и выливалось из неё литра два. Объём её мочевого пузыря явно превышал объём её черепа.
По аналогии с физиологией функционировала и её психология. Если что-то волновало или тревожило её, она не действовала, не расправлялась с проблемой, а откладывала её решение, оттягивала действия и старалась забыть о её существовании. Это длилось до тех пор, пока сдерживать накапливаемое становилось невмоготу, и всё это выливалось в нервный срыв, в истерику, в слепую злобу. А я, в противоположность ей, не терплю существования чего-либо, что мне мешает, я должен немедленно действовать, чтобы устранить помеху. Это моё качество она воспринимала как укор себе, раздражалась и бесилась.
Однако и моё смирение с таким браком в течение столь долгого времени напоминает мне её поведение, я всячески скрывал от себя то, что представало перед моими глазами. Но в действительности это было иначе – я переименовывал зло в добро, не в силах поверить, что женщина, которую я так люблю, может быть холодной и подлой. Но только я себе в этом признался – тут я уже не откладывал, а сразу разорвал. Именно потому, что чувствовал – признай я существование неприемлемого, так я сразу от него захочу отстраниться, именно поэтому слепота любви не оставляла меня так долго, ибо я хотел сохранить любовь даже ценой продления слепоты. Карен же видела всё с самого начала, хитро скрывая свои черты до замужества и бесцеремонно выставляя их после.
На свадьбу она захотела пригласить свою подругу с мужиком, который, как выяснилось в дальнейшем разговоре, оказался Кареным бывшим любовником и которому она хотела нос утереть своим замужеством. Карен стала оправдываться, что спала с ним лишь один раз, а потом сплавила этой подруге, которая и кормилась с Кареного стола, то есть с кровати, подбирая сброшенных с неё любовников, ибо подружка была страшненькая. Карен хотелось, чтобы он посмотрел, как она выходит замуж. Будь её воля, она бы пригласила всех своих ёбарей, чтобы утереть им нос или хуй, мол, вы не хотели меня своей женой, так вот смотрите, какого мужика я отхватила и какая свадьба для меня отгрохана. Ведь я оплатил всю свадьбу, у неё за все годы её работы скоплено ничего не было.
Я резко запротестовал против этого гостя, и Карен пришлось уступить, она вообще уступала до свадьбы, копя сопротивление для будущего.
Как она было взбунтовалась при планировании свадьбы, когда я предложил посадить наших родителей за отдельным столом, чтобы как-то выделить их из общей толпы гостей. Я нажал, и она уступила как будто очевидной логике, но уступала она только силе, от страха, что если она будет сопротивляться больше, то может что-то произойти опасное, например, расстроится свадьба.