Бездельника Сизифа трудсмешон, коль мы с тобою взглянем.Там, где одни мозоль натрут,другие лишь наводят глянец.Чтоб осознать среди страстейсуть нескончаемой работы,не нужно быть отцом детей,довольно быть отцом абортов.Протест в привычку утаён,терпенью нет предела – мерьте.О быт! Его небытиёлегко предпочитают смерти.Земных законов властный тонупорно дрессирует в зверя,но я поверю только в то,во что бы я мечтал поверить.Ну, что ж, придёт известный миг,весьма приемлемый,
положим.Но лишь взберёмся мы на пик,как вновь обрушимся к подножью.
«Исчезло таинство любви…»
Исчезло таинство любви,но есть сношений деловитость.Ошеломлённая наивностьдавно сошла на «се ля ви».Оргазм известен ей до йот —она с закрытыми глазамиумело до него дойдёт,прикрыв гримасу волосами.Желанья в чувства облекать —так повелось. Но опыт учитлишь снисходительности. Тучиразвеет время в облака.Миг рядом – тело под рукой,всё просто – умники клевещут.И мир таинственный такой,увы, как все простые вещи.
«Любовь – не в объятьях, а в трепете…»
Любовь – не в объятьях, а в трепете,с которым смыкаешь объятья,а всё остальное лишь требуетотсутствия страха и платья.Великая страсть – предвкушение,лишь в нём непомеркнувший трепетготовит событий свершениеи в них послаблений не терпит.Моё предвкушенье грядущегогрядущего много прекрасней, итрепет в преддверии худшегорастёт от предчувствия разниц.А что до любви – то распутница,с которой от похоти спятил,для трепета – лучшая спутница,пока не дошло до объятий.
Из книги «По направлению к себе»
1980
«Вы, поглощающие член…»
Вы, поглощающие члени пропитавшиеся семенем,что скажете по поводу любви?Кто заявлял, что счастье – тлен,что плоть испепелится временем?Закрыв глаза, в объятиях плыви.Плывёшь то на груди, то на спине…Когда бы не дельфин спасительный,всплывающий, как остров, под тобой —стол письменный – мы б замерли в спанье,и только женский глаз просительныйнас вынуждал бы хвост держать трубой.
«О, сладкогласный раструб бёдер!..»
О, сладкогласный раструб бёдер!О, груди в виде полных вёдер!Вы – ясноглазая приметадля суеверного поэта.О, циферблат зубов подспудный,о стрелка языка секундна!Кусаньем губ хотел солить ятвои мгновения соитья.Засуетилась кровь в аортах,готовя почву для аборта,и бег дыханья твоего,и стон от раны боевойявлялись первозданным действом,отвергнутым святым семейством.Не уподоблюсь, хоть умри я,возвышенным мечтам. Не в счётсвятая девушка Мария,что первенца внутри несёт.
«Живёшь и не знаешь, что счастлив…»
Живёшь и не знаешь, что счастлив,и осени вторишь нытьём.Науке любви научась лииль просто поверив – адьё!Давайте без стрел и без яблок,а лучше всего и без слов,и так уже сердце, как зяблик,трепещет при виде трусов.Хотите – в одежде покойтесьи путайте, пряча лобок,священное действие «койтус»и подлое слово «любовь».Все ваши потуги на похоть,все ваши старанья страдатьво мне вызывают лишь хохоти жажду – с Земли вас стирать.До времени скомкав
желанья,сжигаю гнилые мосты…Ненастные дни ожиданья,погожие дни суеты.
«Я думал, связь – нерасторжима…»
Я думал, связь – нерасторжима:так ликовала. Глядь – двулика.Твоей неверности уликаодна, но неопровержима.Кто слил отравленное семяв твой плодородный перегной?С последующими со всемия пожинаю перелой.А сколько было слов о духе,о нравственности, наконец,и я внимал им, как юнецвнимает исповедям шлюхи.Я понял, верность для людейнедостижима, как бессмертье.А я-то мнил, прелюбодей,что я единственный на свете.Но я – трагический поэт,раз не пою надежду вновь,и как легко, что веры нетни в ненависть и ни в любовь.
Из книги «После прошлого»
1982
«Я знал, что без тебя мне не прожить…»
Я знал, что без тебя мне не прожитьбезбедно. Впрочем, и с тобою тоже.И если жизнь всегда так на себя похожа,то что же делать нам, живущим в ней? Тужить.Не ты, как говорил я, так другая.За руль сигая, за столом рыгая,разлиберализирована в пухи прах – дезодорант из паха прёт – не женский дух.Голодным взглядом жря махру марихуаны,она свернёт усердно самокрутку,затянется и передаст ублюдку,усевшемуся на пол. Он, карманыпустые наполняя кулачками,побесится на мир капитализмаи дальше передаст окурок. Клизмадля переда, вибратор да цветы пучками,журнальчик голенький – владения девицы,теологический берущей факультет.И хочется всему мне удивиться,но удивленья почему-то нет.Я с ними на пол сел, но ниже не пойду.И столько стен меж нами, возведённыхв ранг вездесущности, что даже их котёнок,за хвост себя кусив, сулит беду.
«Никто приблизиться не смеет…»
Никто приблизиться не смеет —настолько чужд, настолько чушьмне омерзительна, что семямоё для женщины – не куш.Оно сливалось, как помои,в отверстия ничтожных баб.А я мечтал, само собою,красавице поставить кляп.Ничто меня не занимало,лишь только баснословный миг,которого мне было мало,когда поставлен к стенке книг.Они – пропитанные кровьювеликих авторов мечты —стояли выше суесловьяи выше похоти почти.Реальность, как всегда, стараласьпродемонстрировать ничто,и память обо мне стиралась,и становился я мечтой.И вот я превратился в книгу,фантазии к себе маня,и женщина ласкает фигу,другой рукой открыв меня.
«Стареет морда, и морщины…»
Стареет морда, и морщиныповерхность исполосовали.Роятся новые мужчиныи конкурируют словами,мне непонятными. Девицышлют благовонь дезодоранта.Чтоб черенками к ним привиться,их аклимают в «Эльдорадо».Их взгляд в комфорте раскалится —и вот уже горячий кукиш.Никак не прочитать в их лицах,что за деньгу любовь не купишь.Готовность их со всем стерпеться,ну, а как следствие – слюбиться,приводит в действие не сердце,а лишь желание крепиться.Года летят в самозабвенье,и, в ожидании удачи,лишь пресловутые мгновеньянас от отчаянья утащат.