Чтоб знали! Избранное
Шрифт:
– И ничего поделать с ними нельзя. Они скоро умирают, – пояснила Анна.
– Да, на дерьме не разжиреешь, – сказал я, не в силах оторвать взгляда от этого говноеда-уникума.
Я знаю, что жираф постоянно пробует мочу жирафихи и определяет по вкусу, когда она готова к зачатию, и лишь тогда забирается на неё, победоносно размахивая шеей, как флагом. Может быть, Дерьмовочка тоже старается что-то определить? Или доказать? Что о вкусе не спорят?
Тут следует поведать о моём вкусе к Анне, и насколько она была для меня вкусна. Она влекла меня по-особому, и я не хотел подпадать под её влияние и привыкать к нему, посчитать его нормальным и тем самым выйти из общего русла, а значит, оказаться оригиналом. Я хотел быть как все, чтобы меня люди принимали за своего,
Жила Анна в комнатке с вечно незастеленным матрасом, занимавшим весь пол. Был у неё пёс Бен, размером с кошку, чёрный, старый и оттого не могущий регулярно испражняться. Анна общалась с ним, как с человеком: разговаривала, спорила с ним, хотя он никак не выражал своего мнения по затронутым вопросам. Но самым неудобным было то, что она позволяла ему пребывать в постели не только когда она располагалась там одна, но и когда в ней оказывался я. Бен смердел, и было противно к нему прикасаться, чтобы сбросить с кровати, да и у Анны сразу пропал бы сексуальный настрой, если бы я с Беном обошёлся грубо. Пёс лежал пластом и не обращал никакого внимания на наши телодвижения.
Кроме пса, у Анны жила кошка, которая Бена за собаку не считала, ибо не обращала на него никакого внимания. Её звали Тень, и она носилась по комнате, как мотоциклист по треку. Анна, наверно, и была бы рада с ней тоже поговорить, но кошка мчалась со скоростью, превышающей скорость звука, и слова Анны до неё бы не долетали.
Когда Анне было лет шесть, она и её подружка решили подкараулить и поцеловать своего сверстника, в которого обе были влюблены. Они задумали словить мальчика в саду: одна схватит его и будет держать, пока другая будет его целовать, а потом они поменяются местами. Девочки спрятались за деревом. И вот появляется на дорожке их кумир. Анна, что должна была поцеловать его первой, бросается вперёд и тут замечает, что её подружка испугалась и осталась стоять у дерева. Но смелая Анна всё равно набросилась на мальчика, однако смогла поцеловать его только в затылок, потому что он рьяно уворачивался от её губ. Мальчик вырвался, перепуганный, и убежал домой. С тех пор Анна стала бояться, что любой мальчик убежит от неё, если она проявит к нему свои чувства. Поэтому, когда мальчики и в более старшем возрасте подбирались к ней с намерением прикосновений, она не только отворачивала голову, а поворачивалась спиной.
Когда Анне было лет пятнадцать, её двадцатилетний знакомый, к которому она в известный момент повернулась спиной, вместо того чтобы развернуть её лицом, притёрся к её заду и стал сжимать руками ягодицы. Ощущение для Анны было настолько сильным, что с тех пор повернуться спиной стало для неё приглашающим жестом, а вовсе не отталкивающим. Ей было стыдно показывать своё лицо, искажаемое наслаждением, и она всегда ложилась на живот, либо поворачивалась на бок, спиной к партнёру, либо становилась на четвереньки, либо перегибалась в талии стоя.
В семнадцать лет она ездила на машине, подаренной ей мужем-однолеткой, с которым уже не жила. Ребёнка Анна отдала в приют. В их маленьком городке вся ночная жизнь происходила на пятачке, где было три бара. Люди либо пили внутри, либо снаружи ездили кругами на машинах. Анна увидела мужчину лет тридцати на грузовичке, и шофер грузовичка тоже приметил её. Их взгляды скрестились, и он стал ездить за ней. Потом он нагнал Анну и дал ей знак, чтобы она ехала за ним. Она с радостью поехала следом, боясь потерять его в темноте из виду. Он вывез её на заброшенные карьеры. Там, в ночи, они остановились, не глуша моторов и не выключая фар. Мужчина вышел из кабины, и Анна открыла свою дверь. Мужчина сел рядом с ней на сиденье и стал её целовать. Его запах влёк её. Анна поплыла. Мужчина вывел её из машины и привёл к кузову своего грузовичка, они забрались туда. Мужчина подсадил её, божественно прикоснувшись к её ягодицам. В кузове лежало нечто вроде большого матраса. Мужчина стянул с неё джинсы, поставил Анну на колени и, к её
Так они встречались каждую неделю. Он был женат. Они почти не разговаривали, и по меньшей мере один раз за вечер он погружался в её заднее отверстие.
Когда я познакомился с Анной через десять лет, она страстно любила анальный секс, но не могла кончить от него. Я садился на неё, стоящую на четвереньках, погружался в зад, и она вышагивала на карачках по комнате. Я сидел не шевелясь, но она, передвигаясь на коленях, дрочила мне движениями, возникавшими в прямой кишке от такой гульбы, и я кончал на ходу.
Раз ей так нравилось жопничество, то я решил помочь ей кончить, пока я внутри. У каждой женщины есть любимая поза для мастурбации и часто, увы, единственная. Анна кончала, мастурбируя в позиции лёжа на левом боку. На правом боку оргазм становился недостижим.
– Ляг на бочок и подрочи, – попросил я её.
Анна повернулась на левый бок и, раскачиваясь, стала ритмично прижимать руку к клитору. Полусогнутые ноги она сжала и ритмично напрягалась. Я приподнял её роскошную увесистую ягодицу и, стоя на одном колене, задвинул член ей в анус, будто я ставил ей клизму. В каком-то смысле это и была клизма. Анна чуть прервала свои покачивания, позволяя мне углубиться. А потом я стал раскачиваться с ней в унисон. Одной рукой я прижимаю её бёдра к себе, а другой играю с кошкой, которая в эти моменты приземляется рядом с нами и перестаёт носиться. Тень ловит мой палец и осторожно покусывает.
Меня эта игра отвлекает от собственного подступающего оргазма – надо дать взорваться Анне, а потом уже и позволить себе устроить в ней цунами. На неё стало находить и нашло, и она завыла от небывалого наслаждения.
Потом недели три она только и хотела кончать задом, но от чрезмерного употребления сфинктер стал болеть, и мы стали перемежать соседние отверстия. При интенсивном использовании ануса у меня к нему стало меняться отношение, что называется, в лучшую сторону.
Есть, как всегда, по меньшей мере два подхода. Первый состоит в том, что, мол, пизда окружена дерьмом и мочой, а потому, мол, она всегда будет грязна и отвратительна из-за такого соседства. Но есть и второй подход: пизда облагораживает своим присутствием даже дерьмо и мочу, которые становятся прекрасны хотя бы потому, что напоминают о пизде.
Так вот, мы с Анной отработали идеальный анальный оргазм. Я обильно смазывал её анус слюной, плюя в щепоть, и размазывая вокруг. Потом я решился лизнуть ей анус языком, а потом стал языком смачивать. Лизание ануса сразу стало символом грядущего наслаждения и превратилось в наслаждение само по себе. При лизании становится желанным залезать языком как можно глубже в анус. Однажды я раскрыл её огромные ягодицы, вокруг ануса было немножечко говна. «Это умышленно оставлено или случайность?» – спрашивал я её после того, как вылизал до чистоты. Вот она, окончательная физиологическая близость. Окончательная ли? Анна смущённо молчала, сфинктер у неё ослабел от анальных страстей.
Приучение к её нутру проходило и другим способом: раз я вытаскиваю член из её задних глубин и вижу на нём кусочек дерьма. Что делать? Блевать от отвращения? Тогда на что я рассчитывал, засовываясь туда, – что хуй мой в меду будет? В первый раз я спокойно обозрел и пошёл отмывать член. На какой-то раз я взял кусочек себе на палец и поднёс к носу. И наступил день, когда я попробовал на вкус – родное ведь и любимое существо, значит, и всё её – прекрасно. А там, где ты ставишь границу отвращением, там ты ставишь и границу своей любви.