Чтобы люди помнили
Шрифт:
Фильм снимался летом 1970 года. Павильонные съёмки проводили на «Мосфильме», натуру снимали на реке Рузе и под Звенигородом. Приглашая актёров на главные роли, Тарковский не изменил своему правилу — взял «пришлых»: Донатаса Баниониса из Литвы, Юри Ярвета из Эстонии, Николая Гринько с Украины (собственно, именно за это столичная актёрская среда недолюбливала Тарковского).
Фильм был закончен в следующем году и поначалу едва не повторил судьбу «Андрея Рублёва». Во время приёмки Госкино сделало 43 (!) замечания и потребовало их устранить. Тарковский отказался. В конце концов обеим сторонам удалось найти компромисс: режиссёр внёс минимальные правки в сделанное, а Госкино присудило
Фильм вышел на всесоюзный экран в марте 1972 года. Одновременно с этим «Солярис» был принят в число конкурсных фильмов Каннского кинофестиваля. Там он был удостоен приза и получил самую высшую похвалу критики. Вскоре состоялась его триумфальная премьера в Токио, где присутствовали и некоторые из создателей фильма. Там же произошла одна забавная история, довольно типичная для Тарковского с его «чёрным юмором». Дело было так.
Успешную премьеру фильма по русскому обычаю требовалось «обмыть», и Тарковский объявил, что сделать это должен кто-нибудь из актёров. При этом он обронил провокационную фразу о том, что самыми скупыми людьми, по его мнению, считаются прибалты. Находившийся рядом Банионис, естественно, не стерпел и объявил, что ужин в ресторане оплатит из собственного кармана. На том и порешили.
Тот ужин японская публика, присутствовавшая в ресторане, наверное, запомнила на всю жизнь. Запомнил его и Банионис. Его коллеги охотно принялись кутить, а ему оставалось только, покрывшись холодным потом, прикидывать в уме, во сколько же ему обойдётся эта трапеза. Изысканные блюда японской и европейской кухни сменялись на их столе с такой быстротой, что вскоре Банионис устал их считать. В конце концов несчастный понял, что никаких денег не хватит, чтобы оплатить это безумство, и смиренно стал ждать окончательного расчёта. И этот миг наконец наступил. Когда официант подошёл к их столу со счётом в руке, Банионис деревянными губами спросил: «Сколько?» В душе он был готов к самому худшему. Однако произошло неожиданное: официант ответил, что за всё уже заплачено. «Кем?» — искренне удивился актёр. И официант указал на сидевшего рядом Тарковского.
Между тем в отличие от западной публики отечественный зритель принял «Солярис» намного сдержаннее. «Высшая категория» позволила фильму получить прекрасную прокатную судьбу, но это не спасло «Солярис» от провала. Во многих городах во время его просмотра люди, что называется, толпами покидали кинотеатры. В итоге фильм собрал в прокате всего лишь десять с половиной миллионов зрителей и занял место ближе к 30-му (первое место тогда занял фильм «Джентльмены удачи», второе — «Русское поле», «Солярис» обошли даже такие фильмы, как «Инспектор уголовного розыска», «Дерзость», «Варвара-Краса, длинная коса», «Конец атамана»).
Свой взгляд на эту проблему высказывает Алексей Солоницын, брат любимого актёра Тарковского:
«Читая книгу Михаила Чехова „Путь актёра“, я не мог не обратить внимания на удивительно точные слова великого актёра, сказанные о своём друге и соратнике Евгении Вахтангове: „…у Вахтангова было ещё одно удивительное качество: сидя на репетиции в зрительном зале, он всегда чувствовал зал как бы наполненным публикой. И всё, что происходило перед ним на сцене, преломлялось для него через впечатления воображаемых зрителей, наполнявших зал. Он ставил пьесу для публики, и поэтому его постановки были всегда так убедительны и понятны. Он не страдал той режиссёрской болезнью, которая так распространена в наши дни и которая побуждает режиссёра ставить спектакль исключительно
Режиссёры, страдающие этой болезнью, лишены чувства публики и почти всегда подходят к своему творчеству чисто интеллектуально. Они страдают особой формой умственного эгоизма“.
Думаю, этим недугом был поражён и Андрей Тарковский. Думаю, поэтому восприятие многих его работ затруднено даже для хорошо подготовленного зрителя…
Эта черта характера проявлялась и в его отношении к людям, с которыми он работал. Например, на съёмках „Сталкера“ он заменил всю группу. Не знаю, есть ли ещё подобный пример в практике нашего кино».
О фильме «Сталкер» речь у нас пойдёт чуть позже, а пока приведу свидетельство ещё одного авторитетного человека — А. Михалкова-Кончаловского — о Тарковском, касающееся его взаимоотношений с коллегами:
«На деле же соратников у него (Тарковского. — Ф.Р.) было немного. Ему нужны были не соратники, а „согласники“, люди, поддакивающие и восхищающиеся. Ну что ж, это тоже потребность художнической души.
От Отара Иоселиани я недавно узнал об одном любопытном случае. Отар рассказал мне, как однажды пришёл к Андрею. Вокруг за столом было обычное окружение Тарковского.
— Ну как тебе „Зеркало“? — спросил он. (О фильме Тарковского „Зеркало“ речь пойдёт чуть ниже. — Ф.Р.)
— По-моему, вещь путаная, длинная, — сказал Отар свойственным ему отеческим тоном.
Возникла тяжелейшая пауза, все, потупив глаза, замолчали. Андрей бросил быстрый взгляд по сторонам, сказал:
— Ему можно.
Все тут же оживились. Боялись скандала, но пронесло…»
А вот в случае с оператором Вадимом Юсовым, который начал работать с Тарковским ещё во времена съёмок «Иванова детства», «не пронесло». Вот как он вспоминает об этом:
«К тому времени мы друг другу поднадоели. Так бывает между самыми близкими друзьями, какими мы и остались, несмотря ни на что. У Андрея накапливалось раздражение против меня, подогреваемое… той информационной средой, в которой он оказался и которая ставила своей целью отделить его от его прежнего круга. К тому же мы с Андроном Кончаловским стали замечать, что Андрей начал бронзоветь. „У Андрюши уже не только ступни бронзовые, но и колени“, — говорил Кончаловский. Появилось в нём что-то от памятника… А в сценарии „Зеркала“ я увидел некий выпендрёж. И были там сцены с матерью, неправомерные по откровенности. Ты можешь раздеваться сам, но не подвергать этому свою мать… Я имел с Андреем беседу, в которой всё ему сказал, но он категорически со мной не согласился. Я подумал — зачем же я буду мешать ему делать то, что он хочет. Если бы я тогда был другим, то согласился бы и в ходе съёмок настоял на своём. Но я отказался, сославшись на то, что уже обещал взяться за другой фильм. Он на меня обиделся и в тот же вечер позвонил Рербергу. А „Зеркало“ я принял. Кстати, хотя я его не снимал, но в нём не осталось сцен, которых я не принял в сценарии. Но я не жалею, что не снял его и другие замечательные картины, которые Андрей сделал с Княжинским и Нюквистом».
К работе над фильмом «Зеркало» Тарковский приступил в 1973 году. По его же словам: «В „Зеркале“ мне хотелось рассказать не о себе, а о своих чувствах, связанных с близкими людьми, о моих взаимоотношениях с ними, о вечной жалости к ним и невосполнимом чувстве долга». Большинство героев фильма в жизни имели реальных прототипов. Например, Олег Янковский сыграл отца режиссёра Арсения Тарковского, Маргарита Терехова — его мать Марию Ивановну Вишнякову, а самого Андрея Тарковского в детские годы сыграл четырёхлетний сын Янковского Филипп.