Шрифт:
Вл. Гаков. Чтобы войны не было
«…Тут раздался грохот, похожий на раскаты грома. Грохот обрушился... как удар. Мир вокруг куда-то исчез. На Земле не существовало уже больше ничего, кроме пурпурно-алого, ослепительного сверкания... Все другие огни погасли, и в этом слепящем свете, оседая, рушились стены, взлетали в воздух колонны, кувыркались карнизы, и кружились куски
... Казалось, что огромный пурпурно-алый клубок огня бешено крутится среди этого вихря обломков, яростно терзает землю и начинает зарываться в нее подобно огненному кроту...»
Как-то даже не верится — эти строки были написаны в 1914 году. Произведение, из которого взято столь узнаваемое теперь описание взрыва, называлось «Освобожденный мир». Автор — Герберт Уэллс.
Никогда еще завтра человечества не зависело в такой мере от его сегодня.
С альтернативой — либо мир и будущее, либо война и конец настоящему — человечество столкнулось в середине нашего века.
Когда же возникла эта страшная атомная проблема? Сорок лет назад, когда американский президент подписал решение о начале секретного проекта «Манхэттек»? Или в самом начале века, когда Резерфорд вместе со своим ближайшим помощником Фредериком Содди открыл трансмутацию атомов?
Не физики склонились над картой Японии, выбирая цели, росчерком пера предоставив «право»: городу Киото — жить, Хиросиме и Нагасаки — погибнуть. Американских военных интересовали поражающие факторы нового оружия, а в Хиросиме было больше деревянных построек, было чему гореть... Кстати, сейчас общеизвестно, что во время своих варварских бомбардировок Японии американские военно-воздушные силы почему-то избегали наносить малейший урон Хиросиме и Нагасаки. «Гуманизм» янки не был проявлением каких-либо симпатий. Они заранее просчитали, что эти города по своим параметрам очень уж вкладываются в зону разрушения новых бомб. И поэтому, пустив в ход «Малыша» и «Толстяка», они хотели узнать точную картину разрушений от атомных бомб, куда бы не вклинивались «показатели» от других бомбардировок. И американский политик, президент Трумэн написал: «В самой крупной в истории азартной научной (!) игре мы поставили на карту два миллиарда долларов и выиграли». Не зря он служил эталоном «стопроцентного американца»! Только нация, не знавшая за последние два века военных действий на собственной территории, способна считать «эффект Хиросимы» на доллары...
И все-таки утверждать, что ученые тут совершенно ни при чем, тоже нельзя. Ведь был Теллер, и не забыто высказывание Энрико Ферми о том, что, дескать, взрыв атомной бомбы — это «прекрасная физика»... И уже в наши дни дает, ухмыляясь, интервью «отец» нейтронной бомбы Сэмюэл Коэн, потрясший цинизмом даже видавших виды западных газетчиков!
Коэн — это из области людоедства. Но ведь были примеры и трагической слепоты, и элементарной близорукости. Основатель атомной физики Эрнест Резерфорд в тридцатые годы едко прошелся по адресу любителей сенсаций, поверивших в то, что человечеству под силу будет обуздать и использовать энергию атома. Он счел достаточным бросить: «Вздор!» — и даже не вступил в дискуссию. Его коллега Нильс Бор искренне пытался остудить горячие головы энтузиастов с помощью «хладных чисел». Самые светлые умы в науке упорно не признавали очевидного за считанные годы до успешного осуществления первой цепной реакции. А когда проект «Манхэттен» был уже в разгаре, высказался военный эксперт адмирал Уильям Лихи: «Самая большая глупость, которую мы когда-либо совершили... Такую бомбу никогда не построят, я утверждаю это как специалист по взрывчатым веществам». Но то адмирал, а вот как объяснить слепоту Бора, Резерфорда?!..
А в научной фантастике об атомной бомбе «знали» и предупреждали уже давно, и приоритет здесь принадлежит, между прочим, не Герберту Уэллсу. В романе английского писателя Роберта Кроми «Удар судьбы», видимо, впервые было описано «сверхоружие»: одновременный взрыв всех его запасов способен был якобы не только разнести вдребезги земной шар, но даже сообщить заметный импульс всей солнечной системе! Появилась книга в... 1895 году — и, разумеется, прошла незамеченной.
Через год после уэллсовского «Освобожденного мира» выходит роман «Человек, встряхнувший Землю», созданный американским писателем Артуром Трэйном в соавторстве с известным физиком Робертом Вудом. Мало того, что это одно из первых произведений, в которых обсуждаются последствия применения атомного оружия, а лучевая болезнь описана, видимо, впервые, но авторы задумались и над перспективами использования разрушительной энергии во благо, а не во зло.
И в нашей стране вскоре выходят сразу две книги, в которых ясно звучит тема атомной опасности. В романе В. Никольского «Через тысячу лет» встречается удивительная фраза о том, как во время неудачного эксперимента «атомы отдали скрытую в них энергию» и «взрыв тысяча девятьсот сорок пятого года стер с лица Земли пол-Европы»... А в романе «Бунт атомов» В. Орловского детально и с поразительным предвидением описывается борьба человечества против угрозы атомного самоуничтожения. Даты выхода книг в свет — 1927 и 1928 годы...
А времени оставалось все меньше, стрелки часов истории завершали положенный круг. На таком фоне и произошла самая знаменитая и чаще других упоминаемая история с произведением малоизвестного американского фантаста Клива Картмилла.
Рассказ, название которого можно перевести двояко — «Черта смерти» или «Крайний срок», — вышел в мартовском номере журнала «Эстаундинг» за 1944 год. И тут же у редактора начались неприятности: в его контору нагрянули агенты ФБР. Их реакция была понятна, ведь автор рассказа подробно описал технологию изготовления атомного оружия! И хотя проведенное расследование быстро показало, что никто из штата редакции и авторского состава доступа к секретнейшей информации по проекту «Манхэттен» не имел, подозрения улеглись далеко не сразу.
Что и говорить, Картмилл угадал и описал буквально все! А спустя четыре месяца журнал опубликовал письмо, в котором постоянный читатель в пух и прах разносил Картмилла за «научную несостоятельность» его идеи! «Все эти штучки с соединением двух докритических масс урана-235 с целью вызвать цепную ядерную реакцию не выдерживают никакой научной критики. Это не научная фантастика, а весьма посредственная «фэнтези», — заявлял скептик. Хотя, вероятно, и сам автор удивительного рассказа тогда вряд ли догадывался, как мало времени осталось его идее ходить в «фантастических».
Но стрелки часов уже стояли на предсказанной черте. Ранним утром в «черный понедельник» 6 августа с базы на острове Тиниан поднялся в зловещий рейс бомбардировщик Б-29 — «летающая сверхкрепость и, которой командовал капитан ВВС США Клод Изерли...
Спустя четверть века после Хиросимы американский фантаст Айзек Азимов писал: «Итак, была взорвана атомная бомба, и неожиданно это событие сделало научную фантастику респектабельной. Впервые фантасты явились миру не как группка чокнутых фанатиков; мы сразу же ощутили себя в положении кассандр, которым мир отныне внимал с почтительным смирением. Но, право же, мечтал бы я оставаться до конца дней своих «чокнутым» в глазах всего света, чем достичь нынешнего признания такой ценой, ценой нового дамоклова меча над головой человечества».
Не прошло и полувека, как былые страхи материализовались: если Уэллс только фантазировал, то Рэй Брэдбери наверняка был знаком со свидетельствами очевидцев бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. А спустя двадцать лет появился «Мальвиль» Роберта Мерля, в котором за некой «литиевой» бомбой уже ясно виднеется вполне реальная нейтронная. И вот что знаменательно: Брэдбери говорит только о городе, поднявшемся на воздух, но Мерль — уже о целой планете, которую убили «в самый разгар весны»...
В западной фантастике пятидесятых годов тема третьей — и последней — мировой войны оставалась едва ли не самой популярной. Тут все перемешалось — и панический ужас, и осознанный протест. А ремесленникам и коммерсантам от литературы их прагматический нюх безошибочно подсказывал, что тема не выдохнется ни через месяц, ни через год.