Чучела
Шрифт:
– Что тут происходит? – разносится эхом по туалету голос завуча.
Боже! Я впервые в жизни рада ее видеть!
Глава 4. Честь семьи
Это впервые, когда крыса позволила себе распустить руки. Еще ни разу она не опускалась до этого, предпочитая бить словами, уничтожать меня морально. Но сегодня она перешла все мыслимые границы! Переступила свою собственную черту! И тут же вляпалась в неприятности!
Слезы обиды еще не обсохли на моих глазах, но радость от торжества справедливости
– Что здесь происходит? – повторяет она, чеканя слова, – Что вы тут устроили?
– Ничего, – отвечает Ирка, – Разговариваем просто…
Да, наглости ей не занимать! Хороши разговоры… Весь макияж мне испортила и выдрала клок волос! Я непроизвольно хмыкаю…
Маргарита Анатольевна смотрит испытывающее на ухмыляющуюся Ирку, на перепуганных, сбившихся в кучку девчонок за ее спиной, переводит взгляд на меня.
– Разговариваете…, – протяжно повторяет она, – И, можно ли мне узнать, о чем?
– О всяком, разном, – пожимает плечами крыса, и ее адепты подтверждающее кивают головами.
– Ну, что ж, – поджимает губы Маргарита Анатольевна, – Пойдемте! – она разворачивается и выходит из туалета.
– Куда? – спрашивает Ирка удивленно.
– К директору!
Они даже не дали мне привести себя в порядок, смыть остатки косметики с лица. Ирка схватила меня под руку, словно лучшую подружку, и потащила по коридору вслед за завучем. Я мельком увидела свое отражение в зеркале и похолодела от ужаса. Мои волосы превратились в сорочье гнездо, под глазами красовались большие черные круги от потекшей туши, а помада была размазана вокруг губ, образовывая яркий клоунский рот… И вот в таком виде, не смея сопротивляться, я вынуждена была идти через всю школу посреди перемены, а злой смех и ядовитый шепот были моими спутниками, если не считать виновницы моего фиаско, крепко держащей меня за локоть.
Перед самой дверью в кабинет директора, Ирка остановилась, наклонилась к моему уху и очень тихо, но вполне различимо, произнесла:
– Скажешь хоть слово – тебе не жить!
Уже второй раз за последние пять минут, она угрожает мне смертью! По-моему, одного человека убить дважды нельзя… Но это физически! Морально меня можно уничтожать бессчётное количество раз, каждодневно, ежесекундно, без перерыва на обед и сон. От этой мысли меня передергивает. И я решаю молчать.
– Ну-с, – вопрошает директор, оторвав свой уставший взгляд от компьютера, – Что там у вас?
Он человек старой закалки, ценитель книг и советской системы образования, но вынужден идти в ногу со временем, хотя у него получается совсем не в ногу… Он так старается вывести нашу школу на новый, цифровой уровень, что совсем не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Он практически не выходит из своего кабинета и целыми днями смотрит в монитор, нажимая одним пальцем на кнопки клавиатуры.
– У нас драка в женском туалете! – выдает
– Что у вас случилось? – спрашивает директор, устало потирая переносицу и даже не глядя на нас.
– Ничего! – твердо говорит Ирка, – У нас все в порядке! Мы просто разговаривали! Да, Чу… Насть?
Я молчу.
Взгляд директора упирается в мое размалёванное лицо под сорочьем гнездом волос, его глаза удивленно расширяются, и правая бровь подлетает вверх.
– Разговаривали…, – повторяет он, потирая подбородок, – И о чем же?
– Это наши девчачьи дела, – говорит Ирка, – Да, Насть? – она пихает меня локтем в бок.
Я снова молчу.
– Ты решила, что мы тут дураки что ли все? – вспыхивает директор, переведя свой взгляд на крысу, – Или первый год работаем и не знаем, как вы там «просто разговаривали»?
Теперь молчит она, громко сглатывая. Георгий Палыч злиться редко, но когда это случается, он становится очень пугающим, прямо до дрожи в поджилках.
– Чего молчишь? – кричит он ей прямо в лицо, – Порастеряла свой пыл?
– Вы не имеете права…, – щебечет она себе под нос.
– Не имею права на что? – еще чуть-чуть и у него пойдет из ноздрей пар.
– На нас орать, – говорит она почти шепотом.
– А, ты? – он подходит у ней близко и нависает сверху, сверля ее взглядом, – Ты имеешь право обижать учеников? Есть у тебя такое право? – кажется, что ее мгновение, и он схватит ее за шкирку и выкинет вон.
– Я никого не трогала! – кричит она в ответ, но голос ее звучит неуверенно, в нем слышаться первые нотки слез, – Да, Насть? – но я лишь пожимаю плечами в ответ.
Директор на грани нервного срыва, с красным от гнева лицом и раздутыми ноздрями молча смотрит на нас и скрипит зубами. Он сжимает кулаки и садить на свое директорское место.
– Завтра в школу с родителями! – выносит он свой вердикт, – Обе!
М-да… Вот этого еще мне хватало… Теперь придется все рассказать бабушке. А она расскажет маме и папе, да и сама вряд ли удержится от того, чтобы пару недель не повыносить мне мозг. Мама, скорее всего, отреагирует спокойно, ей некогда думать о таких глупостях, а вот, папа… Папа устроит мне настоящий прессинг со всеми вытекающими… Ну, как минимум на ближайшие пару месяцев я буду обеспечена домашней работой без права выхода на улицу…
Я бреду домой по тротуару, лениво шаркая подошвами и пиная мелкие камушки. Не спешу. Это, возможно, последний день в моей жизни, когда я вижу солнышко, чувствую на коже движение ветерка, ловлю губами первую каплю дождя. Впереди меня ждет большой нагоняй и тюрьма под названием «своя комната». И мне уже некуда спешить…
Поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь, вхожу в квартиру:
– Я дома, – кричу я, скидывая с усталых ног обувь.
В прихожую выходит бабушка. Вид у нее какой-то печальный. Она подпирает плечом дверной косяк, поднимает очки и вытирает платком слезы.