Чучело
Шрифт:
— А ты?.. — Ленка резко повернулась к нему всем корпусом. — Ты бы тянул время, если бы знал про кого-нибудь страшную тайну?
— Я бы не тянул, — строго ответил Николай Николаевич. — Никогда. Зачем зря мучить людей, зачем над ними издеваться и выворачивать и без того слабые их души наизнанку, если они даже виноваты. Можно презреть, наказать, помочь, но мучить нехорошо, стыдно, нельзя. Это ожесточает человека. Надо быть милосердным.
— Милосердным? — спросила Ленка. Она задумалась над значением этого слова.
— Знаешь,
— А Железная Кнопка тянула, тянула, тянула! — сказала Ленка. — «Дадим, говорит, ему три минуты на размышление». И посмотрела на часы.
«Одна минута прошла», — счастливым голосом пропела Шмакова.
Жуткая тишина сопровождала эти три минуты, это ожидание. Только иногда кто-то вскрикивал или хихикал, и все в страхе поглядывали друг на дружку, пытаясь заранее отгадать, кто же предатель.
«Не сознается, ему же хуже будет, — зловеще произнесла Миронова. — Ну! — Она крикнула, как кнутом стеганула. — Ну же! Сознавайся, предатель!.. Сознаешься — тебе же самому лучше и легче будет!»
«Попов, — приказала Шмакова, — встань у дверей, а то „он“ еще сбежит». Она почему-то засмеялась.
Попов пересек класс и, радостно ухмыляясь, стал позади нас.
«Две минуты!» — почти не разжимая губ, выдавила Миронова.
Я посмотрела на Димку — он стоял как вкопанный.
«Димка», — в ужасе прошептала я, чтобы подтолкнуть его.
Мне хотелось заорать на него страшным голосом, ударить, чтобы сдвинуть с места, заставить признаться раньше, чем Железная Кнопка назовет его имя.
«Три!» — прозвенел голос Мироновой.
«Три, три, три!» — гудело в моей голове. У меня все поплыло перед глазами, я бы грохнулась, если бы Попов не подхватил меня.
А когда я пришла в себя, то поняла, что Димка не успел еще сознаться, потому что он по-прежнему стоял рядом со мной и никто не обращал на нас никакого внимания.
«Ну? — Лохматый рванулся к Мироновой, он хотел побыстрее схватить предателя. — Кто же он?..»
А Миронова снова тянула время.
И тут Димка наконец еле слышно прошептал:
«Ребята…»
Его услышала только Шмакова.
«Что „ребята“? — Шмакова подскочила к Димке. — Тихо-о-о! Сомов хочет нам что-то сообщить! Говори, Димочка! — сладким голосом пропела она. — Говори!»
Но в это время Железная Кнопка, не обратив внимания на Димку, произнесла фразу, которая сразу изменила всю обстановку.
«Подходите ко мне по очереди, — приказала она. — Я буду проверять ваши пульсы, — и угрожающе добавила: — Посмотрим, как сейчас бьется пульс у предателя!»
Все недоуменно переглянулись, у многих разочарованно вытянулись лица. Они готовы были схватить предателя, они жаждали мести, а тут — какой-то пульс.
«Так ты но знаешь „его“?» — хриплым голосом спросил Димка.
Я увидела, как он обрадовался. Он рассмеялся, бедненький,
«А может быть, кто-нибудь другой его знает?» — ухмыляясь, сказал Попов.
«И другой тоже не знает, дорогой мой Попик, — сказала Шмакова. — И мы не будем торопиться… — Она почти танцевала между рядами парт и пела: — Мы все-все постепенно узнаем… И как „его“ зовут… И что „он“ сказал Маргарите… И зачем „он“ это сделал…»
«Подходите ко мне по очереди», — сказала Железная Кнопка.
Первым к Железной Кнопке подошел Васильев.
«Проверяй, — он протянул Мироновой руку. — Посмотрим, что у тебя получится».
Миронова стала считать пульс у Васильева. А все остальные молча следили за ними, готовые по первому сигналу Железной Кнопки броситься на того, у кого пульс будет биться слишком быстро.
«Нормальный, — сказала наконец Миронова. — Следующий…»
Ребята один за другим подходили к Железной Кнопке, а она считала у них пульс и говорила:
«Нормальный! Следующий!..»
И все больше было тех, кто прошел проверку, и все меньше, кому осталось ее пройти.
Потом, после Шмаковой, Железная Кнопка начала считать пульс у Попова… и на очереди остались только двое — Димка и я! Но тут Железная Кнопка отбросила руку Попова, вскочила — щеки у нее снова заалели — и объявила:
«Пульс — сто!»
«Пульс — сто!.. Пульс — сто! Пульс — сто!» — понеслось по рядам.
«А сколько надо?» — спросил Лохматый.
«Семьдесят! — Железная Кнопка победно оглядела класс. — Попался, голубчик!»
«Ну, гадина!» — Лохматый схватил Попова и выкрутил ему руки.
«Точно, это он! — заорал Рыжий и бросился к Лохматому на помощь. — Они же в кино со Шмаковой не ходили и в Москву хотели уехать вдвоем».
Ребята мигом окружили Попова, и со всех сторон понеслось:
«Ну и Попик! Ну и верзила!»
«Ну и раб! Дать ему по носу!»
«Да отстаньте вы от Попова», — вдруг совершенно спокойно сказал Димка.
А я решила: наконец он все скажет. Я снова задрожала от страха: все-таки сознаваться страшно, хотя и надо. Но я раньше времени задрожала, он и не думал сознаваться. Он сказал: какая разница, Попов это сделал или не Попов, все равно Маргарита бы узнала, и что во всем виноваты мы сами, и нечего искать козла отпущения.
«Большая разница, — возмутилась Железная Кнопка. — За предательство знаешь что бывает?»
А Димка развеселился; он перестал бояться и, совсем как прежде, сказал:
«Ах, ах, как страшно!»
«Попов, рассказывай!» — приказала Железная Кнопка, демонстративно отворачиваясь от Димки.
«А что? — Попов самодовольно хмыкнул и посмотрел на Шмакову. — И расскажу».
«Еще как расскажет, — улыбнулась Шмакова, — хотя кое-кому это и не понравится… — Она притворно вздохнула: — Но что поделаешь! На всех не угодить!»