Чудачка Кейт
Шрифт:
— Забудьте, Кейт. Что было, то прошло. Я утешаю себя тем, что меня, по крайней мере, не разоблачили…
Кип зажал ягоду между большим и указательным пальцем и стиснул их. Из ягоды потек алый сок. Кейт на секунду испугалась: алая жидкость, текущая по пальцам Кипа, показалась ей кровью. Кейт тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение.
Хорошее же у меня воображение, мысленно усмехнулась она. А Грег все-таки прав: каждый должен заниматься своим делом…
Кейт увлеченно писала свои «Честерширские заметки» и с нетерпением ждала возвращения Грега. Он звонил ей почти что каждый день, но Кейт все равно чувствовала, что уже успела
Ей казалось, что Грег, уехав, забрал с собой частичку ее души. Во всяком случае, у Кейт появилось ощущение, что внутри нее не хватает какого-то маленького, постоянно тикающего механизма, отвечавшего за ее веселое и легкое настроение. Единственными людьми, с которыми в эти дни ей хотелось видеться, были Кармайклы, а единственным занятием, которое спасало ее от набегающих мыслей о Греге, была незаконченная статья.
Кейт все еще не понимала, любит ли она Грега или он — очередное, хотя и очень сильное, увлечение. То, что она испытывала к Грегу, значительно отличалось от ее чувств и к Микки, и к Кипу. Отношения с Микки смахивали на подростковый роман, а Кипом, похоже, она увлеклась только потому, что была очарована атмосферой, которой он окружил их знакомство. Кип умел красиво ухаживать, делать комплименты, — и при этом умудрялся сохранять и независимость, и загадочность.
Возможно, она пыталась заменить им отца, оставшегося в Вудрофе. Ей, маленькой девочке, выброшенной на берег острова самостоятельности, было трудно примириться с мыслью, что теперь она сама будет заботиться о себе. И как бы Кейт ни старалась казаться взрослой, она подсознательно принялась искать человека, который стал бы для нее той «каменной стеной», которой всегда был отец. Знакомство с Кипом оказалось как нельзя кстати…
Грег, в отличие от Кипа, не собирался потакать ее капризам. Он смеялся над ней, когда она пыталась играть роль «взрослой девочки», но зато, когда ей действительно понадобилась помощь, Грег показал себя очень заботливым и даже нежным… Рядом с ним Кейт чувствовала себя непринужденно и ей не нужно было подбирать слова, чтобы говорить с ним. А еще… Еще ей так часто хотелось, чтобы он сгреб ее охапку и поцеловал… Но Грег, как будто ждал чего-то, а чего именно, Кейт не понимала. Ей показалось, она дала ему понять, что сделала свой выбор, но он по-прежнему медлил. И, вспоминая его голубые, лучащиеся нежностью глаза, его красивое лицо, которое ему самому казалось не слишком-то выдающимся, Кейт до боли стискивала губы, чтобы унять нарастающее желание…
В пятницу Грег позвонил уже с автовокзала. Кейт хотела устроить ему сюрприз и встретить в Ширстоне, но, увы, Грегу это даже не пришло в голову. Он назначил Кейт встречу в уже привычном «Санрайсе». Кейт снова пришла вовремя… и снова томилась в ожидании его прихода.
К счастью, на этот раз Грег опоздал всего-то на двадцать минут. Правда, когда Кейт увидела его, то сразу же перестала злиться: в руках у Грега был большой букет полевых цветов: голубых, синих, белых и красных. Мужчина с таким букетом не мог не привлечь внимания посетителей.
Слава богу, он успел переодеться, улыбнулась про себя Кейт. Вот было бы смеху, если бы он заявился с этим великолепием в полицейской форме…
— Кейт, прости, я снова опоздал, — смущенно пробормотал он, протягивая девушке букет. — Это тебе… Я сам собирал…
У Кейт появилось
— Спасибо за цветы, — едва сдерживая смех, поблагодарила Кейт. — Будь уверен, таких, мне еще никто не дарил.
— На здоровье… То есть… Что обычно говорят в таких случаях?
— Обычно? Не знаю. Не так уж и часто мне дарили цветы… Хотя, конечно, в Честершире я быстро наверстала упущенное.
— А я не так уж и часто их дарил. Точнее сказать, совсем не дарил… — смущенно улыбнулся Грег. — Правду говорят, первый блин всегда комом…
— Не блин, а букет. Не комом, а приятным сюрпризом, — поправила Кейт.
Ободренный ею, Грег перестал наконец смущаться и, вернувшись к своему привычному расположению духа, принялся рассказывать о поездке в Уолштон.
Подозрения Грега оказались небезосновательными: алиби у Джефри Ленни не было. Старенький портье из «Честершир-холла» так и не смог вспомнить, в какое именно время Джефри Ленни выходил из гостиницы. Но уверял полицию, что это было вечером, потому что в «Честершир-холл» Джефри все три раза приезжал рано утром, и до вечера, по всей видимости, отсыпался с дороги.
Вся эта информация, к которой прибавлялась судимость Джефри Ленни, позволяла Грегу отвезти подозреваемого в местный полицейский участок. Однако, услышав приказ полицейского садиться в машину, Джефри начал возмущаться и даже попытался убежать. Грегу пришлось применить силу, поэтому Джефри Ленни прибыл в участок со всеми почестями, то есть в наручниках.
Местные полицейские, чьей поддержкой Грег заручился заранее, разрешили ему самостоятельно допросить подозреваемого. В свое оправдание Ленни начал нести какую-то околесицу: дескать, в Честершир он катался не по своей инициативе, а по приказанию человека, который его шантажировал. Этого человека Ленни якобы видел всего один раз в жизни. У него было чудное имя Ульрик, а фамилии Ленни так и не запомнил.
Шантажист располагал информацией, которую Ленни скрывал тщательным образом. Полицейским он все-таки раскрыл свою тайну и признался, что у него нетрадиционная сексуальная ориентация, проще говоря, Ленни оказался геем.
Ленни ничего не оставалось, как согласиться с требованиями шантажиста. Он должен был каждый месяц в обговоренный день приезжать в Честершир и привозить деньги, которые для Джефри Ленни, вновь вернувшегося к торговле наркотиками, оказались не такими уж большими. Джефри утверждал, что предлагал Ульрику переводить деньги на банковскую карту. Но Ульрик почему-то уперся и потребовал, чтобы Ленни оставлял сверток с деньгами в дупле старого дерева, которое находилось неподалеку от подъема на первый холм, то есть в часе пешей ходьбы от гостиницы.
Более нелепых оправданий полицейские никогда в своей жизни не слышали, поэтому над рассказом незадачливого преступника смеялись всем участком. В довершение всего Ленни описал внешность шантажиста: волосы у него были якобы выкрашены в оранжевый цвет, а щеку рассекал большой шрам.
Естественно, в эту абсурдную историю никто не поверил, хотя Ленни клялся и божился, что все это — чистая правда. Оскорбленный в лучших чувствах, Джефри Ленни заявил, что больше не скажет ни слова, пока не поговорит со своим адвокатом, и замолчал. Ответить, что он сделал с девушками, Ленни наотрез отказался.