Чудак из шестого «Б»
Шрифт:
Забавный он парень, сосредоточенный и молчаливый.
Я с ним познакомился недавно. Как-то зашел в первый класс, по привычке, и нарвался на него.
— А чего ты здесь сидишь? — спросил я его.
— Леплю, — ответил он. — Дома ругаются, что я все пачкаю.
Честно говоря, меня это возмутило. Что ж, они не понимают, что ему охота лепить?
— А кто ругается? — спросил я.
— Бабушка, известно кто, — ответил он. — Говорит, лучше делом займись. Читай или уроки делай.
— Складывай книги, —
— Нет, — сказал он, — я лучше здесь. Не люблю я, когда она меня пилит. — Потом внимательно посмотрел на меня и спросил: — А ты кто?.. Боря?
— Да, — признался я.
И тут он без слов быстро стал запихивать в портфель книги и тетради и уронил кусок пластилина на пол, раздавил его и виновато посмотрел на меня.
— Вот всегда у меня так, — сказал он.
— Ничего, — приободрил я Лешу. — В большом деле у всех бывают накладки.
Хороший он паренек оказался, и бабушка тоже ничего. Только они друг друга не всегда понимали.
Все наши набросились и стали рассматривать эту пирогу и удивляться. А Лешка от смущения убежал. А тут, кстати, появилась старшая вожатая Валя Чижова, взяла пирогу в руки и сказала:
— Да он талантище! Збандуто, ты должен отвести его во Дворец пионеров. Его надо учить.
Потом, уже на ходу, так, между прочим, бросила:
— Да, с тобой все решили. Зайди ко мне, расскажу. — И убежала.
Только я вскочил, чтобы бежать за Валей и узнать, что там со мной решили, как ворвались Толя и Генка и сказали, что Наташку увезли в больницу.
У меня прямо все похолодело внутри.
— У нее заболел живот, и ее увезли, — сказал Генка. — «Скорая» приезжала.
Я побежал в учительскую. Я бежал так быстро, что Генка и Толя отстали от меня. Когда я вышел из учительской, весь первый «А» стоял около дверей.
— У нее аппендицит. Ей сейчас делают операцию. Через два часа я пойду в больницу, — сказал я. — Кто хочет, может пойти со мной.
Потом я побежал вниз и из автомата позвонил Наташкиной бабушке и соврал ей, что Наташка задержалась в школе. Не мог же я сказать, что Наташке вот сейчас делают операцию.
Когда я вышел после занятий на улицу, то у школьного подъезда меня ждал весь класс. Даже Зина Стрельцова.
— У матерей отпросились? — спросил я.
Они закивали головами.
— Мне мама велела, — ответил Генка, — чтобы я не приходил домой, пока все не закончится.
— А моя мама сказала, что сейчас аппендицит не опасная операция, — сказал Гога.
— «Не опасная»! — возмутился Толя. — Живот разрезают. Думаешь, не больно?
Все сразу замолчали.
Ребята остались во дворе больницы, а я пошел в приемный покой.
Оказалось, мы пришли не в положенное время и узнать что-нибудь было не так просто. Какая-то женщина пообещала узнать,
Потом появился мужчина в белом халате и в белом колпаке. Вид у него был усталый. Может быть, это был хирург, который делал Наташке операцию?
— Здравствуйте, — сказал я, когда перехватил его взгляд.
— Здравствуй, — ответил он. — А чего ты здесь, собственно, ждешь?
— Одной девочке делали операцию, а я пришел узнать.
— Ты ее брат?
— Нет, — сказал я, — вожатый.
— А, значит, служебная необходимость. Понятно.
— Нет, я так просто, — сказал я. — Да я не один.
Я показал ему на окно. Там во дворе на скамейках сидели мои малыши.
Они сжались в комочки и болтали ногами. Издали они были похожи на воробьев, усевшихся на проводах.
— Весь класс, что ли? — удивился хирург.
Я кивнул.
— А как девочку зовут?
— Наташа, — ответил я. — Маленькая такая, с косичками. Ее отец тоже хирург. Только он сейчас в Африке. Может, встречали. Морозов его фамилия.
— Морозов? Нет, не знаю. Впрочем, это неважно. Подожди… — И пошел наверх.
А я разволновался до ужаса. Я, когда волнуюсь, зеваю и не могу сидеть на месте: хожу и хожу. Зря я не запретил Наташке ездить на пузе по перилам лестницы. Ведь из-за этого все и получилось. Она съехала на пузе и не смогла разогнуться.
Я знал, что Наташка любит так ездить, и не ругал ее. Ругать ее было глупо, потому что я сам так катаюсь. А у меня железное правило: никогда не ругать детей за то, что сам не прочь сделать. Сначала сам избавься, а потом других грызи. А теперь я себя во всем винил.
Наконец появился хирург.
— Можете спокойно отправляться домой, — сказал он. — Я только что видел вашу подружку. Она хорошо перенесла операцию. Завтра приходите и приносите ей апельсины и сок.
Он улыбнулся и подмигнул мне. «Чудак какой-то в белом колпаке, — подумал я. — Чудак. Распрекрасный чудак». В ответ я ему тоже подмигнул. Иногда такое подмигивание действует посильнее слов.
Хирург посмотрел на меня и захохотал.
— Что-то у меня сегодня хорошее настроение. От души рад с вами познакомиться, Борис… — он замялся, — с какой-то невозможно сложной фамилией.
— Збандуто, — сказал я.
Ух, как я обрадовался! От радости я еле сдержался, чтобы не броситься ему на шею. До чего мне была дорога эта глазастая Наташка! Значит, она ему сказала про меня, значит, он с нею разговаривал.
Я выскочил во двор, чтобы обрадовать малышей. Они повскакали со своих мест, как только увидели меня, и я им все рассказал.
— Она во время операции даже ни разу не крикнула, — сказал я.
Хирург мне этого не говорил, но я-то хорошо знал Наташку.
— Вот это да! — сказал Генка. — Вот это сила!