Шрифт:
Annotation
Трубникова Татьяна Юрьевна
Трубникова Татьяна Юрьевна
Чударь
Действующие лица являются вымышленными.
Так уж получилось, что он с детства ощущал свою инакость. Он был сыном немца и русской женщины. Что это означало в начале 60-х? Ничего особенного. Но и ничего хорошего. В школе попервоначалу он был тихоней. Но ему в ней ничего не нравилось. Еще когда учился в начальных классах, прилипло
Когда подрос, стал остро чувствовать свое отличие от других, некую инородность. Все его бесило в школе. С учителями он научился ругаться. До одури. Потому что всегда был не согласен. Ну ладно, законы физики. Геометрия - вообще туфта жуткая, цепь каких-то странных умозаключений, основанная на придуманных кем-то железных аксиомах. Но история! Он ругался до хрипоты, его занимал вопрос: а правда ли Иван Грозный убил своего сына? Да при нем Русь разрослась и окрепла, где хитростью, где блажью, где войной. Да если б не он, мы, знаете, на каком языке говорили бы?! Не на русском - точно! Иван Грозный то с одним ханом татарским дружил, то с другим. Разделял их, чтобы властвовать. А у нас он убогий какой-то. И откуда известно, что после всех беззаконий и казней ночами его преследовали кошмары?! Что, кто-то сны его подсмотрел?! А это черным по белому в учебнике написано! А Петра I превозносят, как реформатора. А он жестокий мальчишка был, масон и западник. И почему татарин Сашка в их классе не узкоглазый?! Все ржали... А я вам отвечу: потому что татары - это не монголы! Это даже не ветвь, это народ другой! С другими корнями. И не завоевывали они Русь. Мы рядом просто мирно жили. И что это за границы княжеств они рисуют в контурных картах? Там леса были сплошные, какие границы?! Вот что это за абзац в учебнике: "Подъезжая к Киеву, путешественник видел на высоком обрывистом берегу Днепра прекрасную крепость, защищенную высокими валами. Убранство Софийского собора и слова священника внушали простым людям мысль, что князь - наместник бога на земле, а бесправное положение народа освящено церковью и незыблемо. Но народ не хотел мириться со своей долей. Внутри хорошо укрепленного города не утихала классовая борьба, и достаточно было искры, чтобы вспыхнуло восстание". Ну, скажите на милость, какая в XI веке классовая борьба?! А что вы скажите на то, что нет никакой противоположности мнений об Октябрьской революции?! Зачем нужен террор, если большинство "за"?
Вот на этом вопросе историк багровела в цвет кумача и тащила непокорного Чударя к директору...
Директор хмурила брови и обещала детскую комнату милиции, а потом - воспитательную колонию для несовершеннолетних.
На самом видном месте в ее кабинете висел плакат с цитатой В. И. Ленина: "Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знаниями всех тех богатств, которые выработало человечество".
Пока директриса строго излагала свою точку зрения на его, Чударя, поведение, он старательно читал и перечитывал эту надпись. И, хоть убей, никак не мог вникнуть в нее.
Очнулся. Он разговаривал со всеми взрослыми на равных. Это бесило их необычайно. "А за что в колонию? За то, что вы не можете ответить пытливому ученику на его вопросы? Вам как вдолбили еще в детстве "Ленин, партия, коммунизм", так вы и твердите. Языком. А мыслительный процесс пробовали подключать?". Повернулся и вышел. Как будто это он был хозяином кабинета. И положения. Пусть делают, что хотят.
Когда за ним закрылась дверь, директриса села и, растерянно глядя на коллегу, прошептала: "Диссидент".
"Чударь", - согласилась та.
Да и сейчас, в свои пятьдесят шесть лет, он помнил это свое детское прозвище. Внешность он имел чудаковатую, подстать этому воспоминанию. Из-за огромной, окладистой бороды, заросшей чуть не до глаз, он был похож на Деда Мороза в будничной одежде. Борода была частично седая, что еще более усиливало сходство.
Он чувствовал себя сейчас, в святая святых охраны власти государства, как шпион вражеской державы. Сколько лет он мечтал об этом моменте! Сколько лет мнилась ему сладкая месть! Он не хотел узнавать государственные секреты. Кому надо, тот и так все знает. Ему нужно было иное. В нем клокотало чувство несправедливо обойденного человека. Кем бы он сейчас мог быть, если бы в тот день события повернулись иначе? Электриком, как сейчас? Не-е-ет. Он вполне мог бы находиться в одном из этих кабинетов... В чине эдак... Да, какая разница! Как там в голливудском анекдоте? "Тут-тук". "Кто там?". "Это
В этих внутренних переходах через дворы между переулками есть что-то удивительно романтическое. Особенно вечером. Среди старых и новых зданий, осевшая за века, надежно спрятанная церковь. Она похожа на пряничный домик. Окна - бойницы. Чем-то напоминает Храм Василия Блаженного. Построена в 13 веке. А вокруг - лабиринт. Но он тут знает все закоулки. Огромные звезды на воротах, оставшиеся со времен тридцатых годов. Эти ворота всегда открыты сейчас, но он помнит иное. Как тридцать лет назад в этих стенах его допрашивали сутки напролет. Из него хотели выбить - кто он, почему оказался в толпе зачинщиком, кто его хозяева и заказчики.
А он был сам по себе. Он всегда сам по себе. Разумеется, за ним люди шли. Потому что думали то же, что и он! Полковника этого, который его допрашивал, он запомнил очень хорошо, каждую черточку. Он бы и сейчас, через тридцать лет, его узнал. Глаза колючие и беспощадные, жестокие, бесовские глаза. Он был очень зол, голос хриплый. Откуда он, Пассендорфер, знал, под какие окна народ вести? Сюда пришел! Чударь молчал. Разве они не знают, что у толпы своя голова? Огромная, одна на всех. А силы утысячеренные.
Дворы пустынны... Здесь не ходят праздные гуляющие. А что им здесь делать? Вежливый мальчик на КПП скажет: "Будьте добры, предъявите пропуск!". Как Чударь попал сюда на работу? Случайно узнал, что требуются электрики. В сущности, попасть иначе он никак не смог бы. Здесь не работают, здесь служат. Все военные. Отбор строжайший, с психологами, детекторами, изучением родословной. А вдруг твой прадед белым офицером был?! Да и электриком в штате он совсем недавно стал, а раньше работал лишь в подрядной организации, которую наняли для обслуживания объектов. Пройти он везде может. Изучил все ходы-выходы. Внутри зданий будто остановилось время. Социалистический, затхлый дух во всем: в ковровых красных дорожках, казарменно строгих коридорах, крашенных светлой краской, увешанных стендами с выдержками из Устава и ориентировками на государственных преступников, в просторной столовой со старыми люстрами в стиле семидесятых. Здесь много потайных мест, которые либо мало, либо вовсе не используются. Через подземные переходы можно попасть из одного переулка в другой. Все пронизано ими. Видимо, это еще чекисты сделали.
Служивые ребята общительны, много баек знают. Передаются они из уст в уста по многу лет. Особенно интересно идти всеми этими подземными коридорами после того, как наслушаешься "страшилок" от служивых. Истории особенно популярны среди молодежи и новичков. Рассказывают про фантом старухи, маячащий в коридоре время от времени. А еще про то, как двое решили выпить. Для этого спустились на секретном лифте на пару этажей вглубь. Длинный, уходящий в бесконечность, коридор. Как стрела. Кроме дежурного освещения - ничего. Каменный мешок. Могильный холод от плит. Не докричишься. Потому что вокруг, за этими стенами - земля. Там и распили пузырь. А потом что-то увидели, причем оба. Точнее - кого-то. Ринулись к лифту - бежать. Он не работал. Протрезвели. После этого один из них поседел. Пить бросил. Но страдает клаустрофобией, боится спускаться теперь, хоть увольняйся. Еще говорят о большом подземном здании. Сам он там не был, там вообще все секретно. Но если кто музей "Бункер Сталина" посещал, могут понять... Много этажей вглубь земли. На каком-то уровне содрогается рядом метро. Все ниже, ниже... Там всякое дыхание прекращается. И, если задуматься, жутковато. Ведь за этими стенами - земля. Если нарушится вентиляция или освещение - катастрофа. Лифты - старые, советские, какие раньше в каждом доме были. Тут не ловит сотовая связь. Гнетущая, абсолютная тишь. Звуки глушатся, голос тонет. Паническое ощущение оторванности, чувство невозврата, желание бежать без оглядки. Это нервирует куда больше, чем подъем на Останкинскую башню. Если будешь тут заперт - это могила. Города будущего будут под землей? Какая ужасная фантазия. Неужели кто-то может воспринимать это место как нечто обыденное? Возможно, человек ко всему привыкает. Даже вспарывать в себе этот страх ежедневно. Неприятное тут чувство опасности, на грани безумия и безотчетности. Странно: чтобы выйти из этого "здания", надо подняться. Идешь быстро, задыхаешься, а остановиться не можешь. Где-то в сознании маячит: еще немного, скоро поверхность земли. И живой воздух, и свет. Не останавливаться. Воздуха мало. Лицо краснеет. А лестница - обычный подъезд хрущевки. Только без окон.
Что правда во всех этих байках? Что поседел - да, сами его видели. А так...
Пассендорфер размышлял обо всем этом. Душ тут сколько загублено... Вся Лубянка рядом. Те самые, первые здания, в которых располагалась ВЧК, а потом, в здании через дорогу, с отдельным флигелем, будто корабль застрявшим в старом дворе, - ГПУ. Вход в особняк красивый, с чугунными воротами, вазонами на столбах. Из подземелий не было слышно криков замученных. В прекрасном тенистом дворике с тополями заводили моторы грузовиков, чтобы заглушить выстрелы.