Чудеса и трагедии чёрного ящика
Шрифт:
В поисках средства от ревматизма, безжалостно калечащего суставы, поражающего мышцы и клапаны сердца, врачи не могли пройти мимо странных случаев самоизлечения. Стоило порой ревматику переболеть желтухой, поголодать, испытать какую-либо нервную встряску – и суставы его снова двигались, как смазанные; исчезала боль и самая память о ревматизме, который только что безуспешно лечили. Когда начинается наблюдение глазами, уже готовыми увидеть, картина явления всегда расширяется. Обнаружилось: загадочное исцеление прогоняло еще порой и экзему, и астму, и лихорадку, даже туберкулез. Подозрение пало на гормоны. Система управления этими связистами далеко не ясна, в этой области можно уверенно предсказать еще многие сотни открытий. Известна только исходная схема: крохотная железа гипрфиз, надежно спрятанная в основании мозга, прямо под гипоталамусом, полностью подчинена его приказам. Но сама железа – тоже
Из надпочечников был выделен гормон, щедро выбрасываемый в кровь при первом натиске болезни, да и не только болезни. При ударе, ожоге, потрясении курьер, названный кортизоном, разносил по организму какие-то команды, предписывающие срочно ликвидировать болезнь, ибо все оборонные силы нужны для отражения нового натиска. Неизвестно, каким образом гасит кортизон пламя разнообразных болезней, – возможно, и сам он служит лишь переносчиком приказа, – важно лишь, что, победно применяемый в клиниках (сейчас используется его искусственная, значительно усиленная модель), он одновременно служит и целям дальнейшего поиска. Теперь лишь остается напомнить, что это мозг ведает моментом усиленного производства загадочного целительного гормона и выбросом его в кровь. Так было подсмотрено у мозга одно из звеньев его всевластного управляющего режима.
Уже тридцать лет назад стали широко известны и заслужили Нобелевскую премию работы физиолога Селье. В словаре исследователей появилось резкое, как удар хлыста, слово «стресс», что означает напряжение. Стресс – это состояние организма, вызванное острым и сильным воздействием внешней среды, когда от организма требуется стремительная мобилизация внутренних оборонных сил. Этот сбор по тревоге организует нервная система. Физическая нагрузка, психическая травма, нашествие болезни – Селье показал, что во всех этих случаях работает аппарат гормонов по схеме: мозг (оценка ситуации) – гипофиз (посылка в железы побудительного гормона – сигнализатора) – железы внутренней секреции (быстрая мобилизация организма).
С категорическими выводами Селье спорят, считая, что предложенная им схема очень узка, что она – лишь часть оборонных систем тела. Это правдоподобно. Но в процессе изучения сильных нагрузок исследователи натолкнулись на способности мозга организовать вмешательству врага такой отпор, что древние легенды о неуязвимости стали выглядеть не сказками, а эпизодами реальных биографий.
Известно, что большая доза адреналина убивает подопытного зверька. Но если предварительно подействовать на его нервную систему очень сильным стрессором (применяя неожиданный удар электрического тока), то взбудораженные системы обороны справляются после этого и со смертельным введением яда. Подобные же системы предусмотрительно замедляют биение сердца и обмен кислорода у ныряльщика, на удивление врачам, поднимают с постели безнадежно больных, одержимых стремлением встать. Ключа и схемы к этим механизмам пока нет. Ясно лишь, что приводят их в действие то жизненные ситуации, то состояние и воля человека, то вмешательство облеченного властью слова. Проблем – на десятки поколений.
Но взаимоотношения мозга и слова изложенным выше еще далеко не исчерпаны.
Это звучало легендой: более тысячи лет назад буддийские священники будто бы шептали на ухо спящим монахам религиозные тексты и монологи о необходимости укреплять веру, и нерадивые монахи, неспособные запоминать молитвы наяву и мечтающие о плотских удовольствиях, будто бы превосходно усваивали молитвы во сне, одновременно утверждаясь в послушании и поклонении. Древним летописям никто не верил. Потом оказалось, что и сыщикам эфиопской охранки приметы преступников сообщались во сне (метод перешел от древних жрецов), и туповатые филеры исправно запоминали длинный перечень примет. Потом эта идея появилась у фантастов, и приборы, один хитроумней другого, окончательно закрепили за будущим метод обучения во сне. В первой из таких утопий (вышла в начале века) указывалась даже дата – 2660 год. В другой повести предсказывалось, что такой аппарат сможет быть использован для обучения таблице умножения, азбуке Морзе, логарифмам, запасу слов и языкам. Ученые не исследовали эту проблему то ли потому, что не доходили руки, то ли предполагая на основе опыта, что слово, услышанное спящим, обязательно превратится для него в образ сновидения. От слова «холодно» приснится снег, от слова «нахлобучка» – служба.
Фантасты
Однако часть ученых полагает, что ночью мозгу все же лучше предоставить полный отдых – мы еще не знаем наверняка, какую роль играет в его работе сон, и, возможно, не стоит вмешиваться в это состояние. А вот учиться днем, но под гипнозом, – эту методику можно с уверенностью предсказать в самом ближайшем будущем. Особенно широко и успешно уже несколько лет проводятся такие опыты в Японии. Результаты поразительны: мозг, отключенный от внешних впечатлений, усваивает знания с непостижимой быстротой и прочностью. Кроме того, под гипнозом легко достигается главное, о чем мечтают педагоги всех стран: вырабатываются усидчивость, внимание и интерес. Свойства эти прививаются в «приказном» порядке: ведь все, что говорит гипнотизер, становится законом для усыпленного разума.
То количество информации, которое приходится уже сегодня переваривать подрастающим поколениям, явно и значительно превышает используемые нами воспринимающие возможности мозга. Под гипнозом же оказывается, что память – неисчерпаемый приемник.
Речь может идти, естественно, лишь о знаниях, требующих автоматического зазубривания, многочисленных фактах и цифрах, на запоминание которых сейчас так непроизводительно тратятся время и усилия вступающих в жизнь. И тогда освободятся время и энергия для осмысливания гораздо более важных вещей – общих понятий, теорий и идей, увязывающих механические записи памяти в стройную и сложную картину мира.
Тем более, что, кроме восприятия знаний, мозг в гипнозе оказался обладателем еще одной многообещающей способности.
Молодой парень вертит в руках довольно неплохой рисунок и дружески беседует с человеком в белом халате. На рисунке подпись: «Репин» и дата – 1900 год. Сделан рисунок час назад, тут же в кабинете, этим парнем, которому от силы восемнадцать. Действие происходит в наши дни. Совершенно не умевший рисовать юноша был под гипнозом перевоплощен в Репина, и всего за пятнадцать сеансов научился рисовать вполне прилично. Во всяком случае, за пятнадцать часовых школьных уроков этому не научиться. Ученица первого курса консерватории стала играть на скрипке несравненно лучше, поиграв несколько раз в облике Паганини. Что срабатывало здесь? Отсутствие всяких отвлекающих факторов и полная отдача занятиям? Значительный эмоциональный подъем, напряженность, которую врач-экспериментатор постоянно взбадривает? Или прибавлялось еще и волшебное ощущение власти мастера над бумагой и инструментом – то, что приходит к художникам после долгих лет изнурительного труда, а здесь было подарено сразу словами гипнотизера «Вы – Репин. Рисуйте в полную силу»? Это неясно пока, да и неважно на первых этапах. Важно, что под гипнозом резко концентрировалось все духовное богатство испытуемого: и знания о художнике, в которого он был превращен; и душевное волнение, целиком посвященное работе; и способности, собранные в единый кулак вдохновением, вызванным извне. Художественные навыки, развиваемые под гипнозом, не исчезли и в обычном состоянии: рисунок, сделанный «наяву», был хотя и несколько хуже последнего «репинского», но значительно отличался от первых рисунков испытуемого.
А перевоплощение личности было настолько полным, что в беседах «маэстро» со своим натурщиком-врачом звучали снисходительные ноты. «Репин» охотно говорил о своих планах, в качестве Репина давал интервью представляемым ему журналистам, был всерьез разгневан, когда его познакомили с другим загипнотизированным, тоже представлявшимся Репиным. Но главное – рисовал что ни сеанс, то лучше и уверенней.
Такое искусственное, внушенное собирание способностей и эмоций, их совместное возбуждение, целиком направленное на развитие навыков рисунка или игры, может разительно переменить и улучшить систему образования в художественных и музыкальных школах и институтах. У этого рода экспериментов обещающее будущее, ибо такие свойства, как лень, нерадивость и легкомыслие, беспечность и неумение сосредоточиться (частые и калечащие спутники способностей), полностью отпадают в гипнотическом обучении, где состояние вдохновенной сосредоточенности – ценнейшее, редчайшее состояние – становится обычным рабочим свойством ученика.