Чудеса не понарошку

Крюкова Тамара Шамильевна

– Наверное, это понарошечный замок, - догадался Авося.

– Ничего не понарошечный, - обиделось Больное Воображение.
– Это самый настоящий воздушный замок.

– А-а-а, так он воздушный, - разочарованно протянул Митя.

– Конечно, воздушный, а какой же еще? Самое подходящее жилье для Больного Воображения. Главное, что он очень прочный.

– Ничего себе прочный, - презрительно фыркнул Мефодий.

– А вот попробуй его разрушить, тогда увидишь, - сказало Больное Воображение.

Мефодий огляделся и понял, что разрушить

этот замок действительно совсем не просто, потому что разрушать просто совсем нечего.

– То-то и оно, что не можешь. И никто не может, - торжествующе сказало Больное Воображение.
– Я же говорило, что у него совершенно непробиваемые стены. Здесь я могу чувствовать себя в полной безопасности.

– От кого?

– Как от кого? Разве вы не видите, что в мире творится? Секвои воют, ревень ревет во всю глотку, агавы гавкают на кого ни попадя.

– Не гавкают, а лают, - поправил Митя.

– Глупости. Лают только слайды, а агавы гавкают. Слышите?
– спросило Больное Воображение, прислушиваясь.

Митя тоже прислушался, но ничего не услышал.

– Нет, - сказал он.

– Это потому, что окна закрыты, - пояснило Больное Воображение.
– Не выношу сквозняков.

Больное Воображение опасливо огляделось и продолжило:

– Скажу вам по секрету, недавно ко мне приковылял один знакомый ковыль и рассказал жуткую историю. Только об этом, чур, никому. На анютины глазки напала куриная слепота, - сказало оно страшным шепотом.

– Да ну?
– спросил Митя, поглядев на куриную слепоту, которая так невинно росла рядом с анютиными глазками, как будто и не думала на них нападать.

– Но он их все равно всех проглотил, - добавило Больное Воображение.

– Кто проглотил?

– Львиный Зев.

– Неправда, никого я не глотал, - возмутился Мефодий.

– Конечно, не глотал, - успокоил его Митя.
– Львиный зев у нас на даче растет. Точно такой же, как тут.
– Митя показал Мефодию на причудливые бархатистые цветы и подумал, что, пожалуй, львиный зев не больше Мефодия способен кого-нибудь проглотить, но с Больным Воображением спорить не стал - ведь это его замок, ему виднее.

Мефодий придирчиво осмотрел почти тезку и сказал:

– Вот это и есть львиный зев?

– Да.

– Смехота это, а не львиный зев. Вот какой должен быть настоящий львиный зев, - Мефодий раскрыл плюшевый ротишко.

– Ты что, тоже львиный зев, что ли?
– спросило Больное Воображение, с сомнением поглядывая на Мефодия.

– Никакой я не зев, я настоящий лев!
– с достоинством ответил Мефодий.

– Ты?! Настоящий лев?! Этого еще не хватало! Теперь у меня под носом

настоящие львы расхаживают! Прямо чудеса!
– воскликнуло Больное Воображение.

– Где?
– спросил Митя.

– Вот тут, - ответило Больное Воображение.

– Значит, вы и правда поможете нам найти настоящее чудо?
– обрадовался Митя.

– Чудо-Юдо, что ли?

– Нет, просто чудо. Для мамы.

– Просто бывает только простуда, а чудес просто не бывает, - сказало Больное Воображение.
– Впрочем, я могу кое-что для вас сделать. Давайте я вас чем-нибудь заражу.

– Зачем это?
– подозрительно спросил Мефодий.

– Просто так. Пусть мама порадуется. Ну, например, ветрянкой. Замечательная болезнь. В голове ветер, ничего не делаешь...

– Нет, я ничего не делать не согласен, - возразил Авося.

– Тогда свинкой. Из вас могли бы получиться превосходные поросята!

– Что?! Чтобы я, настоящий лев, был поросенком?!
– не на шутку возмутился Мефодий.

– Можно ангиной. Не знаю точно, что это такое, но звучит красиво, - услужливо предложило Больное Воображение.

Митя, к несчастью, знал, что это такое, поэтому поспешно отказался.

– Нет, лучше уж мы поищем чудо где-нибудь еще, - сказал он.

– Как хотите, - обиделось Больное Воображение.
– Но так и знайте, что, как только выйдете из моего замка, сразу на них наткнетесь.

– На кого?

– Ну на этих, на диких.

– Кабанов?

– Нет, на многочисленных.

– Волков?

– Нет, на лютых.
– Больное Воображение сделало страшные глаза.

– Неужели на носорогов?
– с дрожью в голосе спросил Авося.

– Я вас предупредило, - сказало Больное Воображение и исчезло то ли вместе с замком, то ли само по себе. Одним словом - его как не бывало.

Авосе почему-то расхотелось идти дальше. Митя тоже с опаской озирался по сторонам, и только Мефодию все было нипочем.

– Ты что, совсем не боишься?
– спросил у него Авося.

– Не видишь, что ли, что я настоящий? А настоящие львы ничего не боятся! Они не трусы! А ты боишься?
– спросил он в свою очередь у Авоси.

– Я? Н-н-нет, я уж-ж-жас какой храб-б-брый, - сказал Авося, заикаясь.

– А чего дрожишь?

– Так это я з-з-за тебя б-б-боюсь. И дрожу, потому ч-ч-что д-д-делаю это хорошо, на совесть, - сказал Авося.

– А разве можно бояться за кого-то?
– спросил Мефодий.

– Еще как можно!
– поддержал Авосю Митя.
– Я один раз на дерево очень высоко залез, и мне ни капельки не было страшно. Оказалось, это потому, что за меня мама боялась до тех самых пор, пока меня оттуда не сняли. А когда меня сняли и мама бояться перестала, я сам испугался.

– Высоты?
– спросил Авося.