Чудеса в ноутбуке
Шрифт:
— Нет, я не об этом. Это же…. Тяжело.
— Нет ничего сложного в том, чтобы спать и иногда видеть сны, — пожал плечами Кощей.
Выглядел он невозмутимым, но всё равно стало неуютно.
— Это как же тебя задолбала жизнь? — протянула задумчиво, но тут же устыдилась. — Прости, вырвалось…
— Наша психика тоже не рассчитана на такую долгую жизнь и не всегда справляется, — заметил он, проигнорировав извинения. — Никто ещё не пробовал жить так долго. Мы не настолько опередили вашу нынешнюю реальность и недолго изучали все эти явления, — он неопределённо двинул рукой. —
— Так вроде бы сейчас как раз есть шанс вернуться к исследованиям, разве нет? — растерялась я.
— Наверное… — с каким выражением он это сказал — я не поняла, но уточнять не стала.
— А с коллегами, которые пришли с тобой, вы не ладите?
— Ладили. Как с коллегами.
— Да уж. В таком случае вообще непонятно, как вы выживаете. — Я поёжилась. — Ни друзей, ни близких, ни каких-то перемен…
— Вот я тоже так думал. Но стоило уснуть на жалкие полвека, как началось. — Он окинул меня насмешливым взглядом. — Ты придумала мне какую-то драму, да?
— Почему ты так решил? — не призналась я.
— Ты очень опасливо косишься, явно смущаешься того, что уже спросила, и кусаешь губы, как будто хочешь спросить что-то, но не решаешься. Брось. Если бы я был настолько несчастен, как ты говоришь, покончить с собой никогда не поздно.
— А ты не несчастен? — не поверила я.
— Я устал, и мне было скучно, — повторил он. — Не больше и не меньше.
— А как же родные? Любимая? — всё же не удержалась я.
— За семьсот лет любые привязанности и чувства остынут, если и были.
— Семьсот? Я почему-то решила, что вы тут уже несколько тысяч лет… — растерялась я. — Хотя разница непринципиальная...
На этом разговор увял. Кощей отвечал слишком спокойно и однозначно, чтобы продолжать настаивать на своём и что-то доказывать: наверняка сам он лучше понимает, что чувствует и о чём переживает. Но и отбросить эти мысли и теории никак не получалось: слишком задумчивым он стал к концу разговора, чтобы поверить невозмутимым заявлениям.
А с другой стороны, ну какое моё дело? Семьсот лет прожил без моего участия — и ничего, неплохо сохранился. Надо думать, за это время он уже всё перепробовал, что мне только в голову может прийти, и больше, и куда мне против его опыта!
— Ложись спать, — через некоторое время нарушил тишину Кощей. — Ты уже носом клюёшь.
— А-а? — я обвела рукой стол.
— Я уберу, тут есть холодильник.
— Давай помогу!
— Иди, — усмехнулся он. — Я выспался на несколько лет вперёд, а тебе надо нормально отдохнуть.
Можно было бы поспорить насчёт теоретической возможности выспаться впрок, но не хотелось. А вот спать — наоборот. Страшно не хватало пижамы или хотя бы длинной футболки — свою вместе с бельём я постирала и повесила сушиться в ванной, — пришлось ложиться в халате. Неудобно, но нагишом в одной постели с посторонним мужчиной — слишком провокационно.
Последнее, что я запомнила, прежде чем отключиться, — привалившаяся к спине горячая тушка Василия. Обычно я от его топтания, веса и урчания просыпалась, а тут и не дёрнулась.
Мне редко снятся
Опять чёрно-белый дождь. Опять машина, которую заносит на скользкой от воды извилистой дороге. Опять истеричные чайки и что-то большое, грозное, заполняющее собой горизонт. Опять зонт. Только на этот раз за происходящим я с самого начала наблюдаю со стороны, уютно устроившись в чужих крепких объятьях, и сама держу ручку зонта. Большую, удобную, с ребристым резиновым покрытием, и зонт большой, красный, огромным куполом закрывает не только от дождя, но ещё и от ветра и озаряет всё лучами закатного солнца.
Тяжёлый железистый запах в воздухе, и под ногами — потоки густого и тёмного, и хотя в сумерках цветов не разобрать, всё сливается в серое, я знаю: это кровь. Знаю, но почему-то не боюсь. Не пугает кровь под ногами, не пугает огромная надвигающаяся тень. «Я в домике» — старая, из детства, присказка, подходящая как нельзя кстати.
Окончательно проснувшись, я несколько секунд обдумывала странный сон, пока не сообразила, что одна деталь не приснилась: меня действительно обнимали со спины сильные мужские руки. Причём уверенно, от души. Сосед во сне сгрёб в охапку, крепко прижал к себе. Халат при этом развязался, и если одна рука, которая проходила у меня под шеей, скромно покоилась на плече, то вторая совершенно бесцеремонно устроилась на груди.
Чувства это вызвало смешанные. Во-первых, просто смешно. Потому что кровать огромная, и половину её занимал вытянувшийся перекрученный Василий, а мы, вместо того чтобы разойтись на разные концы широкого пространства и выгнать кота, скучковались на краю. Места много, ага. Всё ещё.
Во-вторых, приятно. У Ильи я всё время выворачивалась из рук, потому что он неизменно придавливал, где-то что-то затекало, и вообще хотелось сложиться иначе. С Кощеем такого и в помине не было: уютно, удобно, спокойно и тепло. Настолько хорошо, что совсем не хочется шевелиться. Как будто это совершенно нормально — то, как он меня обнимает и тепло дышит в затылок. Халат только мешается.
И вот от этого всего уже, в-третьих, немного стыдно. Потому что я знаю его сутки, и «знаю» это очень условное, а уже думаю, что халат лишний, и стараюсь не шевелиться, чтобы не разбудить мужчину. Ну и кто ты, Наташа, после этого? Фу такой быть!
С другой стороны, а смысл шевелиться? Всё равно Кощей проснётся, и момента неловкости не избежать, так пусть он настанет попозже.
Кощей. Тьфу! Одно имя все романтические порывы убивает. Надо ему какое-нибудь сокращение придумать, что ли! И Кириллом уже язык не поворачивается назвать, сразу тронный зал с короной вспоминаются и тяжёлый взгляд. Какой он с этим взглядом Кирилл? Я вроде бы притерпелась к давящей ауре, но не перепутать.