Чудесная миниатюра

Картленд Барбара

Когда маркиз спустился, фаэтон ждал его у входа. Часы показывали без пяти пять.

Особняк вдовствующей графини находился по другую сторону бульвара, но прийти пешком к знатной даме, не принимавшей его по меньшей мере восемь лет, было бы недопустимо.

Войдя в особняк, маркиз залюбовался в холле портретом одного из графов Кландерри работы Ван Дейка, а по пути в гостиную заметил превосходную картину Рубенса. Он был вынужден признать, что она гораздо лучше той, которую он недавно купил у лорда Харгрейва.

Рэкфорд успел детально

осмотреть ее, поскольку сопровождавший его слуга был очень стар и с трудом одолевал каждую ступеньку. Даже серебряные пуговицы на ливрее, казалось, тяготили его.

Однако, добравшись до верхнего этажа и переведя дух, слуга громко объявил о приходе гостя:

— Маркиз Рэкфорд, миледи!

Маркиз вошел в узкую, продолговатую гостиную и увидел в ее дальнем углу хрупкую седую женщину, сидевшую у окна.

Он неторопливо двинулся к ней. Пожилая леди поднялась и протянула ему руку с синими прожилками вен. Маркиз почтительно поднес ее к своим губам.

— Ваш покорный слуга, мадам, — произнес он и поклонился.

— Прошу вас, садитесь, милорд, — суховато проговорила она.

Как он и ожидал, ее голос был холоден, довольно суров, и в нем чувствовалась скрытая неприязнь.

Маркиз сел, предположив, что вдовствующая графиня вызвала его, чтобы обсудить предмет их давнего спора.

Они, а точнее, их секретари, уже несколько лет вели спор из-за садика, расположенного в центре бульвара, где обычно кучера ожидали распоряжений своего хозяина. Графиня постоянно жаловалась на кучеров маркиза, поднимающих шум в ночное время.

Поглядев на нее, Рэкфорд восхитился осанкой старой дамы. Ее взгляд словно пронизывал его насквозь, но он по-прежнему не понимал, чего она от него хочет.

Должно быть, в молодости она была очень красива. Даже теперь ее седые волосы оставались густыми, а черты лица, несмотря на множество морщин, поражали своей классической правильностью. Ее фигура была столь стройной, что многие художники с удовольствием написали бы ее портрет в полный рост.

— Наверное, вас удивило, милорд, что я. обратилась к вам и попросила срочно явиться, — начала вдовствующая графиня.

— Да, мы действительно давно не виделись, мадам — отозвался маркиз.

— Вы хорошо знаете, — продолжила она, — что я просто обожала вашего отца и любила вашу мать, но никогда не одобряла поведения многих ваших близких знакомых.

— Я могу только выразить мое сожаление, мадам, если оно причиняло вам беспокойство.

— Меня это не касается, — холодно возразила вдовствующая графиня. — Но по моральным и социальным соображениям для меня неприемлема связь принца с этой миссис Фицгерберт. Ходят слухи, что она стала его морганатической женой. По-моему, подобный брак способен только ухудшить ситуацию в королевской семье.

— Если это правда, то я, несомненно, соглашусь с вами, — откликнулся маркиз.

— Ради спасения трона будем надеяться, что это ложь, — заявила вдовствующая графиня. — Однако

я пригласила вас не для разговора о принце, хотя могла бы еще немало сказать по этому поводу!

Маркиз промолчал, и вдовствующая графиня продолжала:

— Думаю, вы знаете историю семьи моего мужа. О’Дерри с незапамятных времен принадлежат к королевскому роду Ирландии.

— Да, мне это известно, — любезным тоном отозвался маркиз, не понимая, к чему она клонит.

— Мы были возведены в графское достоинство в двенадцатом веке, — не обратив внимания на его реплику, сообщила вдовствующая графиня. — По-моему, ваш род восходит к семнадцатому веку.

— Если быть точным, к середине шестнадцатого.

— А титул маркиза вы получили еще позже, — с тайным удовлетворением заметила графиня.

— В первой половине семнадцатого.

Маркиз размышлял, к чему может привести разговор о знатности родов, но не желал ее перебивать, надеясь, что рано или поздно вдовствующая графиня доберется до сути.

— Мой муж, девятнадцатый граф, как нетрудно догадаться, очень гордился своими предками.

— Конечно, мадам.

Маркиз знал, что многие люди безумно увлечены своим генеалогическим древом, тщательно собирают данные об истории рода.

Ему самому было далеко не безразлично, что он принадлежит к аристократии, но судьбы предков волновали его, лишь когда он обнаруживал в них параллели со своей собственной. Но, разумеется, он много слышал о древности и знатности рода О’Дерри.

— Поэтому вы поймете, — заключила графиня, — что мой муж, имея пятерых сыновей и лишь одну дочь, настаивал на ее браке с родовитым дворянином.

Маркиз недоуменно взглянул на хозяйку дома.

«К чему это предисловие? Вряд ли она собирается предложить мне невесту?» — подумал он.

— Ему казалось, что он выбрал из многих поклонников моей дочери Элизабет наиболее подходящего.

Вдовствующая графиня сделала паузу и добавила:

— Ему и в голову не приходило, что моя дочь воспротивится его намерениям или откажется выйти замуж за человека, которого он считал своим будущим зятем. — Она чуть слышно вздохнула. — Даже сейчас, много лет спустя, я не представляю себе, почему я была так слепа и не видела, что творится у меня под носом. Но я совершенно не ждала, что в моей семье начнут бунтовать, и уж тем более не подозревала в этом собственную дочь!

В голосе вдовствующей графини прозвучали горькие нотки, и маркиз с удивлением посмотрел на нее.

Он до сих пор не догадывался, к чему она клонит и какое имеют к нему отношение семейные секреты вдовствующей графини.

Затем пожилая леди неожиданно призналась:

— Для моего мужа все художники были отщепенцами, людьми иного, низшего круга, и, уж конечно он не желал видеть их в семье О’Дерри.

При слове «художник» маркиз выпрямился, пристально поглядел на вдовствующую графиню и ощутил, как тревожно забилось его сердце.