Чудесные каникулы
Шрифт:
Мальчики сидели с опущенными головами.
Теофил Спиридонович обратился к Валентине Александровне:
— Ты им разрешила?
— И не думала.
— Тем более, что они не выполнили своих обязанностей…
— Не спросили у меня, и я не заметила, когда они сбежали!
— Именно сбежали, а работу бросили. Что ты теперь можешь им сказать?
— Ты давал им задание, ты с них и спрашивай!
— Что же спрашивать? Пока они гуляли, Лина работала и за них и за себя.
«А! Вот почему Лина сидит такая важная, как будто у нее сегодня именины!» — догадался Миликэ. И с сожалением подумал, что и он мог бы так же, если бы…
— Н-да, — продолжал Теофил Спиридонович. — Думал, растут два добрых, настоящих мужика. Можно будет на них положиться. И вот… Хорошо, что сестра выручила, а если бы нет…
Все смотрели на мальчишек: мама, Антон, Герасим, Дэнуц и, самое главное, Теофил Спиридонович.
Только Лина не смотрела и сидела так, словно все происходящее ее не касается.
Скажите, пожалуйста, какая скромница! Ее хвалят, а она даже не слышит! Как бы не так!
— Не смотри так косо на Лину, — поймал его взгляд Теофил Спиридонович. — Только благодаря ей я смогу склеить кувшины и на днях отвезти в Кишинев. А вы… — Теофил Спиридонович махнул с досадой рукой.
У Тинела от стыда слезы навернулись на глаза.
Теофил Спиридонович подумал, что Тинел все-таки младше.
— Конечно, оба виноваты. Но большая вина лежит на Миликэ.
Миликэ надул губы. Как жаль! Хорошо было бы, если б другие отвечали, исправляли его ошибки, другие делали и думали так, чтобы ему жилось хорошо и беззаботно.
— Тинела на этот раз прощаю. Хватит с него и проработки. Завтра мы начинаем раскопки на новом месте; Тинела возьмем, а Миликэ оставим в лагере. Пусть поразмыслит на досуге…
И Теофил Спиридонович посмотрел через голову Миликэ далеко-далеко, туда, где белесые воды Днестра сверкали на излучине между лесистыми холмами.
Миликэ не ожидал такого наказания. Он думал, Теофил Спиридонович потребует, чтобы мама не пустила его в кино, когда вернутся в Кишинев, или чтобы она не покупала ему мороженое, или еще какое-нибудь другое, похожее, наказание; или, может, потребует, чтобы мама заставила его заготовить хворосту на два дня. Мама никогда так не наказывала, но Миликэ знал, что у других такое бывает. И вот тебе…
«Что угодно, только не это», — мелькнуло у него в голове.
Миликэ вскочил со своего места и, красный, словно вымазал щеки земляничным соком, кинулся в лес, крикнув охрипшим голосом:
— Я не хочу больше жить в лагере! Уйду пешком в Кишинев!
Все остолбенели.
Первой очнулась мама. Она вскочила, хотела догнать его. Открыла
Лина схватила ее за руку:
— Не бойся, мама. Не уйдет он никуда.
— Довольно и того, что он ушел из лагеря… Смотри, наступает ночь…
В самом деле, солнце уже село.
— Он труслив и один далеко не уйдет… — заверила ее Лина.
Тинел почувствовал себя глубоко оскорбленным этой неожиданной характеристикой брата, но одновременно согласился: да, Миликэ трусоват. Правда, в лесу нет волков, Миликэ знает, и уже не обязательно карабкаться на дерево при первом шорохе…
Теофил Спиридонович вышел из-за стола и сказал в замешательстве:
— Что за чертов ребенок!
— Сам виноват, и еще капризничает! — поддержал Герасим.
— Скажите, пожалуйста! Обиделся и ушел! — возмутился Теофил Спиридонович. — Теперь что нам — приглашать его с калачами, что ли?
— Если бы он был моим братом… — медленно произнес Дэнуц…
— С калачами или без калачей, но я не могу оставить его одного в лесу. Ночь надвигается, пойми меня! — мама была очень встревожена.
— Кто мог предположить… — пробормотал Теофил Спиридонович.
— Пойдем найдем и принесем его на руках, — предложил Герасим, глядя на Антона и Дэнуца: то есть они втроем, пусть только Валентина Александровна скажет.
— Ни в коем случае! — отрезала мама. — Так тоже нельзя!
— Если бы он был моим братом, я привел бы его за ухо, а не на руках! — заметил Дэнуц.
Мама посмотрела на него неодобрительно: своих детей они воспитывали только словом.
— Тинел, иди, милый, и погляди, где теперь находится Хасан-паша! — сказал Теофил Спиридонович. — Только смотри, чтобы он не заметил!
И после того, как Тинел ушел, проговорил с горькой иронией, обращаясь к Валентине Александровне:
— Пожалуйста, дожили, посылаем послов во дворец султана!
Мама глаз не сводила с тропинки. Пальцы в волнении теребили конец полотенца, переброшенного через плечо.
— Что за упрямый мальчишка! Упрямый мальчишка!.. — шептала мама.
— Успокойся! — сказал Теофил Спиридонович. — Не уйдет на край света. Он где-то поблизости.
— Где-то! А должен быть здесь, — заметила мама, непрестанно глядя на тропинку: ждала Тинела с последними новостями.
Наступило короткое молчание.
— И чего он так рассердился? Не возьму на раскопки — подумаешь! Другими словами, даю ему на весь день полную свободу. Нет, не хочет свободы! Хо чет на раскопки! Копать, глотать пыль, жариться на солнце…
— Он хочет быть вместе с нами, — вставил Антон и улыбнулся.