Чудесные каникулы

Ставская Ирина Федоровна

— Эге, вижу, ты основательно запутался! И вообразил, что сам разорвал силки, а на самом деле затянул еще больше. Да и меня втянул в беду.

И посмотрел на него пристально.

— Да-да, и меня запутал! Я вынужден был солгать Татьяне Осиповне. Но ты не думай, что я тебя хотел выручить. Мне не захотелось краснеть за тебя. И чтобы мама твоя не краснела. И сестра твоя. Чтобы она не услышала однажды вслед за собой: — «Смотрите, это сестра того лгуна и вора!»

— Папа!

— Да, знаю, что ты не хотел украсть. Но запомни: взял украдкой.

У- крад– кой! То есть укрыл! Другими словами, украл.

И после короткого молчания:

— И разве ты только украл? А ложь? Сколько раз ты солгал, сколько хитростей наплел, чтобы как-то довести дело до конца! Слов нет, ошибку свою ты исправил, но какой ценой!

Щеки Влада горели.

— Я знаю твои главные недостатки, — сказал отец, глядя на него задумчиво и словно взвешивая взглядом…

После довольно долгого молчания он продолжал:

— Жадность. Жадность и эгоизм. Тебе вкусненькое, тебе сладенькое, тебе отдыхать, а Дица пусть работает. Тебе должен достаться и самый красивый перочинный ножик. Так?

Влад только шмыгнул носом.

— Дешево еще обошлось, хлопче. Ты нагромоздил уйму ошибок, одну на другую, но все же лавина не обрушилась на тебя, к счастью. Знаешь, что такое лавина?

Влад отрицательно мотнул головой.

— Лавины рождаются в горах. Где-то наверху срывается камень или снежный сугроб и в своем падении тянет за собой другой камень, сугробы и все, что попадается на пути. В несколько секунд все это превращается в гигантский вал снега и камней, он ломает и уничтожает все на своём пути: деревья, людей, дома, целые села. А вначале сорвался один камень, понял? Так и в жизни: одна ошибка тянет за собой другую, целую цепь ошибок, и каждая следующая становится все больше. Запомни!

Влад пробормотал что-то, но видно было, что его проняло, и что слова отца падают, как зерна в благодатную почву.

— Принеси-ка мой портфель, — сказал отец.

Влад принес. Отец достал рубль, протянул Владу:

— Отнеси Татьяне Осиповне.

Влад заколебался на секунду, потом сказал отцу:

— Только восемьдесят копеек. Двадцать у меня есть — в кладовке, в моем старом ранце. Ты мне дал на мороженое…

— Принеси сюда. Не стану же я угощать тебя мороженым после всех твоих проделок… Надеюсь, ты это и сам понимаешь…

— Да, — поспешно ответил Влад.

Он отнес рубль и тут же вернулся.

Под окном раздались нетерпеливые голоса друзей:

— Влад!

— Эй!

— Давай скорей!

Влад не ответил. Не подошел к окну.

— Иди, — сказал отец. — Я разрешаю.

Влад кивнул.

Все были уже в сборе, и все напялили на головы бумажные шлемы. Так им посоветовала Татьяна Осиповна. Она же принесла целую пачку газет, положила на скамейку в тени шелковицы и показала, как надо делать эти самые шлемы…

Дети направились к воротам. Там стояла Корина. Казалось,

она их ждала, одна; вид у нее был унылый.

— Возьмем ее, — предложила Олгуца.

— Хочешь с нами? — спросила Дица Корину.

— Хочу. Только мама не разрешит.

Дети попросили Екатерину Михайловну, и та отпустила Корину.

…Вот они на знакомом берегу Реута.

Мальчишки тут же, как лягушки, попрыгали в воду.

Валерик и Наташа принялись собирать раковины и камушки, то и дело подбегая к Дице и Олгуце и показывая находки.

Дица сидела в траве и не торопилась лезть в воду купаться.

День стоял теплый, без единого облачка. Вдоль берега тянулись две полосы: желтая, песчаная, и зеленая — полоса травы. Неподалеку была Каменоломня, — так издавна называли это место, где добывался камень, поэтому берег в здешних местах был песчаным, а дно Реута — словно вымощено камешками, сквозь прозрачную воду можно было их пересчитать. Ребята купались чуть ниже Каменоломни — там река глубже…

В траве трещали кузнечики, на противоположном берегу в молодом лесочке пели птицы, свистел дрозд… Городок поблескивал в стороне серебристыми крышами и светлыми окнами, и до детей долетали звуки городского шума, приглушенные расстоянием.

Из двух или трех фабричных труб медленно вздымались к небу полосы дыма; освещенные солнцем, они смахивали на платочки, развевающиеся на легком ветру.

Изредка невдалеке проходил поезд, и тогда дети провожали его глазами и быстро-быстро считали вагоны.

Когда поезд пропадал вдали, они удивлялись, что у каждого получалось другое число вагонов, и некоторое время спорили, доказывая друг другу, что только его счет правилен; ссоры эти, однако, быстро гасли, ребята забывали о них, примиренные непрестанно журчащей рядом водой, высоким небом и царящей вокруг тишиной.

Тишина была какая-то особенная: она звенела стрекотаньем кузнечиков, шелестела тысячами стебельков травы, шуршала саблями тростника, ласкала щеки и ерошила волосы легким дуновением ветра, настоянного на запахах полей и цветущих холмов.

Дица сидела на траве и следила за игрой ребятишек.

Ребята плавали, ныряли, дурачились. Влад нырнул и быстро появился вновь на поверхности воды с узловатым корнем в руках. Мокрый, он блестел на солнце и был похож на черную липкую каракатицу. Влад повертел его над головой и выбросил на берег.

— Я поймал каракатицу! — крикнул Влад со смехом.

Валерик и Наташа испугались и отбежали.

А Влад поплыл к ребятам, на середину реки.

— Не бойтесь, это обыкновенный корень, — успокоила Дица малышей.

Все же дети не сразу подошли к таинственному чудовищу. Лишь спустя некоторое время Валерик осторожно приблизился к корню и внимательно стал рассматривать его. Корень успел обсохнуть, посветлел, стал серым и шершавым — в нем не было уже ничего угрожающего и страшного.