Чудесный сад
Шрифт:
Аксакалы сердито затрясли бородами.
— Что врёшь, пустомеля! Нашёл время для шуток!
Алдар-Косе смеётся:
— Что бы ни сказал бедняк, всё назовут ложью! Не верите ушам — поверьте своим глазам.
Выбрались аксакалы из юрты, а кругом ликование, радость, веселье: с песнями, с музыкой, с играми возвращаются кочевья на горные джайляу. Снова мир наступил в степи.
Ходят кони по долине — хорошо!
Ходят овцы по полыни — хорошо!
Скачут козы по утёсам — хорошо!
Спят
На кокпек-траве верблюдам хорошо,
И в аулах добрым людям хорошо!
Как Алдар-Косе научил бая возделывать ослов
Для безлошадного, говорят, и осёл — скотина. А у многодетного бедняка Камала не было даже осла. Потому-то он и обрадовался так, будто выдал дочь за султана, когда после долгих просьб богатый родич согласился, наконец, дать ему трёх ослов — отвезти в город дрова на продажу.
— За ослов отвечаешь головой, за милость отработаешь у меня три месяца, — сказал родич.
Нагрузил Камал на ослов саксауловые дрова, весёлый-развесёлый отправился в дорогу.
Долог путь до города. Бредёт за ослами Камал, размышляет:
«Если дадут за дрова приличную цену, куплю овечку. У кого есть хоть одна овца, тот уже не нищий. Подоит жена овечку — накормит айраном ребят. А как объягнится овечка раз, и другой, и третий, появится у нас и жир в похлёбке, и шерсть на кошму, чтобы залатать юрту… Со временем, глядишь, заведу жеребёнка. Справедливы слова: «Не брезгуй жеребёнком, на лето он будет коньком». А конь — это крылья мужчины. Ведь пеший перед конным, что хворый перед здоровым. Сяду в седло — стану человеком. Вот когда заживёт Камал!..»
Так размечтался бедняк, что позабыл обо всём на свете и не заметил впереди небольшое болотце. Ему бы объехать стороной топкое место, а он погнал ослов прямо.
Тут и случилась беда: провалились ослы в трясину — сначала по брюхо, а там и до вьюка. Кинулся Камал их спасать, да чуть было и сам не пропал: чудом выбрался из грязи. В горячке успел ухватить лишь дорожную суму-коржун. А к ослам уже и не подступиться: только три головы на вытянутых шеях покачиваются над болотцем.
Сколько ни метался Камал подле топи, сколько ни звал на помощь — всё понапрасну: ни живой души вокруг…
А уже стало смеркаться. Упал бедняк ничком на землю и простонал:
— Ой-бой, хоть бы смерть моя явилась!
Только сказал — слышит над собой голос:
— Что тебе надобно, человек?
Похолодел Камал: что теперь будет? Приподнял голову, а перед ним всадник на статном коне.
Еле ворочая от страха языком, Камал пролепетал:
— Пожалей, смерть, неразумного Камала, не отбирай жизнь! Помоги мне лучше вытащить из болота ослов.
— Про каких ослов ты говоришь? Ну-ка, расскажи толком, что с тобой стряслось.
Рассказал Камал всё, как было, и снова молит:
— Не губи меня, смерть,
Расхохотался всадник.
— Ой, Камал, Камал! Да как же ты не узнал меня! Не смерть я, а Алдар-Косе. Вовремя, вижу, я подоспел. Не горюй, приятель. Утро подарит свет, свет озарит дорогу.
Стреножили коня. Улеглись. Заснули.
С зарёй вскакивает на ноги Алдар, а Камал уже давно не спит: подперев щёки, печально глядит на болотце — с головой увязли за ночь ослы, только три пары ушей торчат из трясины.
Алдакен не любит ловить ртом жаворонков.
— Иди в степь, — приказывает он Камалу, — набери в свой коржун побольше заячьего помёта и поскорее возвращайся обратно.
Через короткое время вернулся Камал с полным коржуном.
— Теперь, — говорит Алдар, — садись на моего коня и шажком поезжай домой. Да смотри, не потеряй коржун! Не проедешь и полдороги, как заячий помёт в нём превратится в деньги. Не веришь? Если не сбудутся мои слова, владей моим конём. А если сбудутся, помни: ради такой удачи ты должен справить добрый той.
Ничего не понял Камал из слов Алдакена. Шутит он или говорит правду? Как может помёт превратиться в деньги? Неужели Алдар-Косе колдун? Чего только не мелют о нём, а про такое ещё слуха не было.
В растерянности и тревоге тронулся Камал в путь.
А Алдар примостился у самого болотца, где потонули ослы, и стал ждать. Всякий знает, уж если Алдакен ждёт, значит, чего-нибудь да дождётся.
В самом деле: ещё не высохла роса, как послышался издали звон бубенцов, рёв верблюдов, ржанье, мычанье, блеянье, людской говор и собачий лай, — движется по степи богатое кочевье. Впереди, оглядываясь на свои стада, гарцует на иноходце бай в шёлковом халате.
Наехал на Алдара-Косе.
— Что сидишь среди степи, как дурак?
— Дурак тот, — Алдар в ответ, — кто смотрит, да не видит, а что и видит, о том не смыслит. Вот ты и посуди, бай, кто из нас двоих дурак. А если говорить по-хорошему, то сижу я здесь не зря — сторожу свой посев.
— Что ж ты посеял?
— Погляди на всходы, авось сам догадаешься. — И Алдар указал рукой на болотце.
Бай поглядел, наморщил лоб, протёр глаза.
— Ослиные уши? Почему ослиные уши торчат из грязи?
— Эх, бай! Не про тебя ли сказано: «Лучше не иметь скота, чем не иметь ума». Ослиные уши — это же и есть всходы того, что тут посеяно. Я, дорогой мой, как видишь, возделываю ослов. Вчера только посеял ослиные зёрна, а сегодня вон уже какие вытянулись ростки!..
Бай недоверчиво покосился на Алдара, потом на болотце.
— Сорок лет живу на свете, — сказал он, — знаю, что оседлые люди сеют хлопок и пшеницу, просо и ячмень. Но чтобы можно было возделывать ослов… об этом слышу впервые.