Чудо для тебя
Шрифт:
Ее любовь к Ване была теперь неспешной и неяркой, но она все-таки была, Стасе очень хотелось в это верить. Она поддерживала в себе огонек этого чувства уже не первый месяц, не давая ему окончательно угаснуть. Если угаснет, тогда что? Темнота за ночными окнами станет совсем беспросветной, рядом с мужем ей будет холодно, и даже интересные разговоры больше не будут интриговать. Ей казалось, что без своей любви она превратится в тень, зачем-то скользящую по унылым улицам. Не будет больше ни тепла, ни солнца, исчезнет смысл. Иногда ночами ей снилось, что она бродит по пустому городу и смотрит на мокрый асфальт.
— Ты, по-моему, просто боишься перемен, — между тем продолжала вещать подружка. — Даже странно. Такая уверенная в себе, почти бизнесвумен, и поддаешься на провокации своего философа. Пойми, на нем свет клином не сошелся.
— Для меня сошелся, наверное, — улыбнулась Настя. — Ты ведь со своего Юрочки пылинки сдуваешь, разве ты не можешь меня понять?
— Юрка — дело другое, — отрезала Аня. — Мужик пашет как лошадь, ему надо домой прийти и расслабиться. И к тому же Толстячок понимает, что женщине нужно! — Госпожа Рожкова мечтательно посмотрела в потолок и откусила кусочек круассана. — Ладно, Настька, не куксись. И на твоей улице перевернется грузовик с подарками!
В обществе Анечки Стася наконец смогла немного расслабиться — и лишь тогда поняла, что с момента, как на кухню вошел Ваня, пребывала в напряжении. Почему? Ладно, потом они поссорились, но до того? Она не делала ничего такого, о чем не могла бы сказать мужу, и все же, все же… она ему соврала. И не испытывала от этого неловкости, вот что. Неловкость была от другого: что, если бы Ваня увидел ее разговор с Тагиром? В этих строчках на экране не было ничего особенного, но Насте почему-то хотелось оставить их для себя.
«Это ничего не значит, — думала она ночью, лежа в спальне для гостей и глядя в потолок. — Совсем ничего. Мне нравится этот странный собеседник, а Ваня не поймет нашего разговора, этот разговор ему не нужен; они с Тагиром в параллельных плоскостях, которые если и пересекутся, то где-то там, в бесконечности… Я могу говорить с незнакомым мужчиной и не испытывать из-за этого чувства вины. Может быть, даже по ту сторону экрана сидит не мужчина, а девушка или эрудированный подросток. Тагир говорил о масках, какую маску носит он? В Сети всякого можно ждать».
И хотя она не могла объяснить, как, но чувствовала, что за электронными строчками не девочка и не заигравшийся тинэйджер, а смертельно уставший мужчина. Эта усталость чувствовалась в каждой его фразе и заставляла Настю говорить и говорить, чтобы попытаться понять, что скрывается за маской вежливости. Эта усталость была настолько искренней, что не могла сама быть маской.
…Хотя Стасе и удавалось выйти в Сеть на выходных, Тагира она в чате не видела и не смогла выяснить, обиделся ли он на внезапно прервавшийся разговор. Да и некогда было особо размышлять об этом, Аня умела заполнять свой и чужой досуг. Настя отдохнула, наигралась в снежки, нагулялась по лесу, наобщалась с веселыми Анькиными
Пятого января зевающая госпожа Рожкова везла Настю в «Сапфир». Стася шелестела бумагами, на выходных она успела поработать, но всегда остается что-то напоследок.
Совещание по поводу новых рекламщиков было назначено на двенадцать; поздоровавшись с сотрудницами, которые явно были рады выходу на работу меньше, чем она, Настя устроилась за компьютером. Быстро просмотрела почту — ничего интересного, пролистала необходимые документы, еще раз задумчиво просмотрела досье по «Тайлеру» и ничего нового для себя не обнаружила. До совещания еще почти два часа, а делать нечего. Настя подумала и набрала адрес чата «Старая Москва».
На сей раз посетителей в чате было побольше: люди оклемались после праздников. Почти двадцать ников, из них половина — знакомые. Тагира нет. Настя зашла в чат, посыпались приветствия, вопросы об отмечании Нового года. Ничего не значащий, легкий разговор, когда можно расслабиться и ни о чем не думать.
«К нам приходит Тагир», — сообщила машина десять минут спустя.
— Здравствуй, Тагир, — пробормотала Настя.
Офис с негромким жужжанием оргтехники, голосами сотрудников и заливистым смехом Лидочки отодвинулся далеко-далеко. Тагир вежливо поприветствовал собравшихся и умолк. Настя ждала: если через минуту не заговорит, обратится к нему сама.
«Тагир приглашает вас в личный кабинет», — вежливо сообщил компьютер.
Стася нажала на ссылку, открылось другое окошко, где немедленно побежали строчки, сегодня небесно-голубые:
— Доброе утро, снежная фея!
Это чудесное приветствие было как прикосновение волшебной палочки, превратившее ее из лягушки в принцессу. Настя широко улыбнулась и ответила:
— Доброе утро, господин волшебник!
— Волшебник? Я? Вы меня с кем-то путаете. Почему вы так внезапно пропали тогда?
Дать прямой ответ на этот вопрос означало разрушить что-то. Ей не хотелось говорить о Ване сейчас, но и врать не хотелось.
— Возникли непредвиденные обстоятельства. Вы не обиделись?
— Нет, я никогда вам этого не прощу! — Смайлик прижал ладонь ко лбу, символизируя наигранную трагичность фразы. — Неверная, вы покинули меня в годину бедствий!.. Гм. Я в юности занимался в театральной студии и до сих пор склонен к сценическим гиперболам.
Стасе очень хотелось смеяться — она так живо представляла жесты Тагира, как будто он сидел напротив нее. А между тем она не знает, как он выглядит. Попросить фотографию? Нет, неловко…
— Вам опять не спится в выходные или вы уже на работе? — поинтересовался между тем Тагир.
Отчего-то с ним было легко поделиться обыденностью — жизнь даже в мелочах казалась важной.
— Уже на работе. Жду совещания, скучаю. Вернее, уже не скучаю, спасибо вам.
— Пожалуйста, всегда обращайтесь. — Вновь ехидный смайлик. Тагир сегодня, определенно, был в ударе, от былой мрачности не осталось и следа.
— А вы тоже на работе? — рискнула поинтересоваться Настя.