Чудо-камень
Шрифт:
Подбежал Илюшка и притащил груду камней. Прижимая их к груди, возбужденно говорил, где и как нашел. Если нужно, он еще принесет. Мальчонке так хочется услужить новым друзьям из Уфы. Пусть помнят маленького капитана.
Платон Ильич поглядел на его камни. Пока ничего оригинального. Уже видели, уже собирали такие камни и по пути сюда, и здесь.
Илюшка огорчился, было, но быстро взял себя в руки. Огорчаться надолго он не умел. Не годятся эти — он принесет другие. Тут столько разных камней. Знал бы, он приготовил их целую гору. Во какую! — показал он рукою, подняв ее над своей головой.
Ласково поерошив его волосы,
Сама подсела к нему и стала показывать камни. Илюшка слушал нетерпеливо. Чувствовалось, вот-вот сорвется и сбежит. Тогда, как бы невзначай, она сказала:
— А ты настоящий парень, не боишься девчонок, не сторонишься.
— Честно, я их не очень… — признался Илюшка. — Лучше с мальчишками…
— А по-моему, что за человек, если даже девчонок боится. У нас в школе таких и за мальчишек не считают.
— Да я не боюсь, просто не хочу с ними.
— Не хочешь — значит не умеешь. А настоящий мальчишка все умеет.
Посидели молча. Но Илюшка не мог ни молчать долго, ни бездействовать:
— Ладно, — сказал он ей, вставая, — я и тебе принесу камни. Хочешь?
— Очень хочу.
— Тогда побегу искать.
— А хочешь, и я с тобою?
— Ни, не угонишься. Один быстрее.
— А вот угонюсь — беги!
— Ты хитрая, — без упрека, даже одобрительно сказал Илюшка. — Ладно, бегим.
— Не бегим, а бежим.
— А, все равно…
На бивак возвращались окружным путем. Мимо свинофермы.
Азату захотелось попить, и он забежал в одну избу, в другую. Никого нет. Увидел глухой сарай, без окон. Заглянул туда. Только открыл дверь, как оттуда вырвался прездоровенный боров. Пудов на двадцать, не меньше. Азат никогда не видел таких огромных. Очень породистый, наверно. Один пятачок у него с лицо человека. Все это разгляделось потом, а сразу он перепугался и пустился бежать. А боров за ним. Опасливо оглядываясь, Азат летел со всех ног. С таким лучше не связываться: куснет — ногу перекусит. Боров быстро запыхался и отстал. Но налетела девчонка и стала кричать, зачем он выпустил борова. Сам выпустил — сам и загоняй. Такой гвалт подняла, хоть и от нее спасайся. «Ладно, — решился, наконец, Азат, — помогу ей загнать борова». Сломил длиннющий прут и побежал за ним. А тот и не думал возвращаться в свою берлогу. Видно, сидеть там невесело и лучше на воле. Едва Азат приблизился к нему, как боров снова припустился за ним. Играет он или собирается кусаться — тут не разберешь. Но подопытным кроликом Азату быть не хотелось. Пришлось снова тикать. Ребята как раз тоже вышли к ферме. Они глядели, как Азат бегал от борова и во все горло хохотали над ним.
«Вам хорошо, чертякам, — рассердился Азат, — а
Тот, видно, лакомка, понюхал ведро и покорно поплелся за девчонкой. Азат лишь завистливо поглядел на нее и не преминул не похвалить:
— А ты смелая!
— Не такой, как ты! — сверкнула глазенками девочка, щекоча рукою борова за ухом. — В другой раз не выпускай — сам загонять будешь. Тебе чего надо-то?
— Попить хотел.
— Иди вон в ту избу, сейчас принесу, — и указала рукой, куда идти…
В лагерь вернулись с заходом солнца. Усталые, голодные и все же радостно возбужденные: их по-детски забавляло даже пустячное приключение.
Вечернего университета на этот раз не было. Грек всех уложил спать. Даже Илюшку, который, отогнав домой лодку, остался ночевать в лагере. Бели надо, он готов сопровождать ребят хоть на край света.
Едва улеглись, как где-то вблизи послышалось овечье или козье блеяние. Сенька выглянул из палатки. Как раз вечером заходили пастухи и искали двух овец, отбившихся от стада. Но животных не видно. Затем все стихло. А прошло минут пять — снова блеют. Что за наваждение. Сенька прошел к костру. Будить никого не надо, а поймать бы тех овец неплохо. Не то еще нарвутся на волка, и поминай их как звали.
Выполз из палатки и Илюшка:
— Ты чего, Сеня? — спросил он.
— Слышал, овцы? Вот бы поймать их, а придут пастухи — заберут.
Илюшка засмеялся.
— На что им такие овцы. То же птица — козодой зовется. Она и кричит. Кто не знает, всегда думает — овцы.
Сенька рассмеялся. А послушаешь, прямо коза или овца. Странная птица, и название у нее странное.
— Раньше, говорят, верили, будто она коз ночью доит. Потому и такое название ей, — пояснил Илюшка.
— Это кто же сказал тебе?
— Мамка говорила.
— Ты дивный парень.
— Все говорят.
— Прямо мужичок-с-ноготок.
Илюшка усмехнулся:
— Меня и отец так зовет.
— Ладно, идем спать.
Оба вернулись в палатку и быстро уснули.
Когда Илюшка открыл глаза, весь бивак уже шумел. Вот-те и раз! Проспал. Мигом вскочил на ноги, тут же, у палатки, сделал зарядку и побежал умываться к озеру.
Лагерь быстро свертывался. Решили переместиться за кордон, неподалеку отсюда. Платон Ильич осмотрел у Юрки ногу. Рана стала затягиваться. Стоит, однако, походить, и разбередить ее ничего не стоит. А сутки-другие покоя, и рана заживет. Правда, есть еще и боль в ступне — от растяжения. Значит, опять нести. Не оставлять же его здесь, в горах. Нетерпеливый, он наверняка сбежит, и беды с ним не оберешься. Да и травмировать его душу ничем не хочется. Как ни трудно, а надо нести.
— А вы оставьте его у нас, — сказал Илюшка.
Платон Ильич ласково поерошил ему волосы.
— С тобой оставил бы, да видишь, возвращаться сюда не с руки. Лучше уж нести. А завтра-послезавтра, глядишь, он и сам пойдет.
Загасили костер. Собрали и зарыли в неглубокую ямку консервные банки. Убрали все, чтобы не захламлять площадку. Таков уж закон туриста — не оставлять за собой недостойных следов.
Как ни упирался Юрка, решили нести. Но Юрка не сдавался. Подозвал к себе Сеньку и сказал: