Чудо-мальчик

В год, когда мне исполнилось пятнадцать лет, я узнал, что даже время может остановиться. Если бы я сказал, что понимаю под словами «время может остановиться», люди, наверно, подумали бы, что я сошел с ума. Поэтому, пожалуй, я поступил разумно, промолчав.

Когда остановившееся время снова начало течь и я наконец, открыл глаза, то первыми из моего рта вырвались слова: «Ложка согнулась». Так, по крайней мере, мне сказали впоследствии. Эти слова, переданные медсестрой палаты интенсивной терапии толпе журналистов, ожидавших за дверью, были напечатаны на следующий день на страницах всех газет — в разделе про общественную жизнь.

В одной статье написали, что спустя неделю, после того, как я впал в кому и с точки зрения медицины стал считаться мертвецом, произошло чудо: я воскрес через десять минут, после того как люди из всех слоев общества

во главе с господином Президентом и его супругой прочли искреннюю молитву о моем выздоровлении. Слова о ложке появились в конце статьи. Автор заметки анализировал то, что я сказал сразу после своего воскрешения, и высказывал предположения о том, с каким сильным патриотическим чувством покойный Ким Ги Сок ринулся навстречу автомобилю подозреваемого.

Я не помнил, как произносил те слова, но я, кажется, знал, почему произнес их. 1984 год начался с показа передачи «Доброе утро, мистер Оруэлл», которую вел основатель видеоарта Пэк Нам Чжун [1] . В шоу, которое первого января благодаря спутниковой станции вещания смогли увидеть жители Нью-Йорка, Парижа и Сеула, он показал более чем двадцати пяти миллионам телезрителей всего мира, что наша Земля похожа на маленькую горошину. Осенью того же года Корею [2] посетил израильский экстрасенс Ури Геллер. KBS [3] выпустила на экраны его шоу, где он, под пристальным взором большой аудитории, силой мысли согнул ложку и починил сломанные часы. Эти два человека продемонстрировали нам — один с помощью радиоволн, другой психокинеза, — в каком удивительном мире мы живем. Потом настала моя очередь показывать чудеса.

Своим воскрешением я доказал людям, что они сами могут сотворить чудо, если объединятся сердцами и искренне пожелают чего-то. Я могу подтвердить, что все написанное в той статье было абсолютной правдой. Ведь люди по всей стране на самом деле всем сердцем желали одного: чтобы я ожил. Название той статьи было «Чудо-мальчик пробуждает надежду». С тех пор меня стали называть «чудо-мальчик».

Человеком, сделавшим из меня «чудо-мальчика», был полковник Квон. Обычно люди обращались к нему «господин полковник», но стоило ему отвернуться, как они начинали звать его «кротом». Это был мужчина примерно сорока пяти лет, приятной внешности, с длинными волосами. В отличие от других военных он носил темные солнцезащитные очки, с которыми не расставался даже ночью, и всегда ходил в гражданской одежде. С благородными морщинами на лице, он иногда походил на двуличного лидера элиты корейского общества, два лица которого слились словно части двойного подбородка.

Таким было первое лицо, что я увидел, выйдя из комы, поэтому я мог легко догадаться, как будет протекать моя новая жизнь. Полковник с притворно заботливым видом гладил меня по лбу, утешая, и его едва доносившийся до меня голос неизвестно почему проникал до самой глубины моей души.

— Ты теперь стал символом надежды для всех жителей страны. Так что перестань плакать. Когда высохнут слезы, вспомни обезьяну из зоопарка. Каждый день мимо нее проходит множество людей. Но она висит на ветке, раскачиваясь, и просто разглядывает идущих мимо посетителей. Представь себе, что ты — та обезьяна. Если представил, то о событиях, случившихся с тобой, подумай как о людях, прошедших мимо тебя. В конце концов, все пройдет. Плачешь ты или смеешься — не имеет никакого значения. В нашем мире слезы — это всего лишь жидкость, очищающая глаза от попавшей в них пыли.

В момент, когда я вышел из комы, все вокруг казалось мне странным. Я не понимал, где я сейчас нахожусь, кто этот человек, жив ли я, почему обезьяна висит на ветке дерева, куда идут люди, но прежде всего я не знал: почему у меня безостановочно текут слезы?

— Что значит «я стал символом надежды»? — тихо спросил я. Я лежал на кровати, моя голова была забинтована, в нос вставлена кислородная трубка, а из сильно опухших глаз продолжали литься слезы.

— Это значит, что ты стал похож на тигренка Ходори [4] . Он был талисманом олимпийских игр в Сеуле в 1988 году. Помнишь,

он все время улыбался, вращая санмо — ленту, закрепленную на тулье его шляпы? Поскольку ты теперь тоже стал талисманом, то должен всегда улыбаться, как тигренок Ходори, а не плакать. Только тогда сможешь вселять в людей надежду. Если у тебя не будет силы, как же они будут черпать ее? Этому миру нужна надежда, потому что в нем слишком много бессильных людей. Знаешь ли ты, что они сделали ради тебя? Общая сумма денег, собранная по всей стране, пока ты лежал в коме, на сегодняшний день превысила двести миллионов вон [5] . Появилась даже одна фирма, выпускающая бойлеры [6] , которая обязалась оплатить весь срок твоего обучения в университете. Кроме нее были также и другие фирмы по выпуску бойлеров, предложившие не только заплатить за твое обучение в университете, но и обеспечить тебя работой после его окончания. Теперь ты, наверно, можешь осознать, насколько большие надежды люди связывают с тобой.

«Почему это были фирмы по выпуску бойлеров?» — мелькнуло у меня в голове. Однако в то время меня это не сильно интересовало. Вместо этого я спросил:

— Почему мне не позволили умереть?

— В нашей стране ценится свобода, но это не значит, что здесь тебе позволят спокойно умереть просто потому, что ты того желаешь. Если хочешь послать открытку с благодарностью за свое спасение, то отправь ее в Чхонхвадэ [7] . Господин Президент особенно интересовался твоим здоровьем. Каждый день в вечерних девятичасовых новостях сначала сообщали информацию о состоянии твоего здоровья, и господин Президент даже уступал ради этого эфирное время своего выступления. Он сказал, что известие о твоем чудесном воскрешении можно использовать во благо родины. Его слова запали мне в душу.

— Разве это можно считать чудом? Где же была моя родина раньше? Она объявилась только сейчас и собирается использовать меня, хотя я нахожусь в таком состоянии. Да и вообще, как она намеревается это сделать? Я вижу, в мире все в порядке. Раз в девятичасовых новостях не о чем больше говорить… — бормотал я в бреду, пьяный от лекарств.

— Ты человек, который своим примером показал людям нашей страны, что, объединив свои сердца, они могут преодолеть любые трудности и сотворить чудо. Ты — доказательство чуда, поэтому наша страна будет оберегать тебя.

— Разве то, что я попал в аварию, с трудом выжил, но остался один, без отца, можно считать свидетельством чуда? — возразил я.

Полковник Квон перестал гладить мой лоб и, нахмурившись, внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Ты как-то странно говоришь.

Испугавшись его глаз, скрытых за черными солнцезащитными очками, я снова заплакал.

— До сих пор никто не сообщал тебе, что выжил ты один. Скажи, как ты узнал об этом?

— Неважно, — ответил я, — сказал мне кто-то или нет, я могу узнать все, что касается него. Потому что моя семья — это мой отец.

— У меня тоже есть сын, но он… даже если я умру, он, наверно, ничего не подозревая, будет беззаботно гонять мяч. Я признаю, что твое положение печально, но причина того, что с тобой так хорошо обращаются, не в нем. Такое отношение ты заслужил благодаря своему отцу, который совершил подвиг подобно врачу Ан Чжун Гыну [8] . Ты сын патриота страны, достойного похвалы. Поэтому, победив смерть, ты стал символом вновь родившейся надежды.

«Если это так, — пронеслось у меня в голове, — то мне придется вращать ленту на тулье шляпы, но как это сделать, когда на шею наложен гипс?» Когда полковник Квон заговорил об отце, мне показалось, что у меня в груди вспыхнул огонь.