Чудо в аббатстве

Холт Виктория

– Тогда откуда ты взял их?

– Они пришли ко мне, как я уже тебе говорил, с небес.

– Ты настаиваешь на этом.

– Я клянусь в том, что средства на перестройку Аббатства пришли с неба. Ты пытаешься вмешиваться в дела, которые слишком сложны для тебя, Дамаск. Ты не понимаешь. Ну, пей же свое вино. Юджин хочет знать, что ты думаешь о его новом сорте.

Я взяла стакан. Я знала, что Бруно наблюдает за мной. Его глаза были полны ненависти. Да, он меня ненавидел. И тут я поняла, почему, - у меня был документ, который его разоблачал.

Что

это было? Возможно, какое-то предчувствие. Но я просто поняла, что не должна пить это вино.

Я поставила стакан и сказала:

– Я не в настроении.

– Ты что, не можешь сделать глоток, чтобы, доставить удовольствие Юджину?

– Я не в настроении выносить оценку.

– Я не стану пить один.

– Тогда он не узнает и твоего мнения.

– Он его уже знает. Это вино одно из лучших.

– Возможно, я попробую его позже, - сказала я.

Бруно встал и вышел из комнаты.

Сердце мое сильно билось. Я взяла вино и понюхала, но ничего не обнаружила.

Тогда я взяла оба стакана и вылила вино в открытое окно.

Потом я посмеялась над собой. "Он горд, - подумала я, - заносчив, считает себя выше других, но это не значит, что он убийца".

Я неожиданно вспомнила о Саймоне Кейсмане, представила, как он корчится в пламени. Бруно обрек его на эту смерть - так же, как Саймон Кейсман пытался поступить с ним и как он поступил с моим отцом.

Разве это не убийство? Саймон Кейсман был врагом Бруно - так же, как и я...

***

На следующий день я пошла в Кейсман-корт. Матушка была рада видеть меня.

– Я только сегодня говорила близнецам, - сказала она, - что ты придешь навестить меня и приведешь с собой Кейт. Я знаю, что она в Аббатстве - Матушка пристально посмотрела на меня.
– Ну, Дамаск, что-то неладно?

Я подумала: "Она должна узнать о том, что Кэтрин и Кэри не могут пожениться, и должна знать, почему". И я ей все рассказала.

– Плохо дело, - произнесла она.
– В Кейт всегда было что-то распутное. Я часто думала, что она обманывает Ремуса. Когда родился мальчик, Ремус был горд, как павлин. Печально. Бедная Кэтрин! Я передам что-нибудь для нее. Ах, дочка, мужья иногда бывают неверны.., хотя человек в положении Бруно... Но твой отчим никогда не считал его веру истинной.., ты понимаешь.

– Мама, - предостерегла я, - людей сжигают на костре за то, что ты сейчас сказала.

– Это так, и это тоже печально. Бедная, бедная Кэтрин! Хотя она еще дитя. Она переживает, и Кэри тоже. Я бы не сказала того же о Бруно. О нем все были такого высокого мнения. Почти святой. Клемент и Юджин, бывало, говоря о нем, преклоняли колена. Это не правильно. Твой отчим...

– Происшедшее было для меня большим потрясением, - сказала я.
– Но ты меня утешила.

– Благослови тебя Господь, дочка! Матери для того и существуют. А ты утешь Кэтрин.

– Я буду стараться изо всех сил.

– У меня был хороший муж.

– Два хороших мужа, мама.

– Да, это хорошее число.

– Да, действительно, так и есть.

– Я собираюсь дать тебе свое

новое лекарство. Это трава двухпенсовик. От матушки Солтер я знаю, что она помогает чуть ли не от всех болезней. Когда я собирала ее, видела Бруно. Он тоже собирал травы. Я поговорила с ним и очень удивилась, что он тоже их знает. Он сказал, что мальчиком изучал травы. Он собирал вербену. Один его работник, Фома, страдает от лихорадки, а вербена лучшее средство от нее. И еще Бруно рвал ясменник, чтобы лечить чью-то печень. Потом я заметила среди сорванных им трав растение, похожее на петрушку. Я знала, что это болиголов, и сказала ему: "Посмотрите, что вы сорвали! Вы знаете, что это болиголов?" Бруно ответил, что прекрасно знает, но недавно Клемент собрал его вместо петрушки, поэтому он сорвал его, чтобы показать Клементу, в чем отличие.

– Болиголов - это смертельный яд, не так ли?

– Насколько я знаю, да. Удивляюсь Клементу. Я помню случай, когда одна из наших горничных приняла его за петрушку, и это погубило ее.

Я вспомнила о стаканах с вином и хотела рассказать матери о моих страхах. Но передумала.

– Ну, - произнесла матушка, - что бы мне тебе дать? Что-нибудь для хорошего сна?

– Нет, - ответила я, - дай мне веточку ясеня. Ты однажды сказала, что он отгоняет злых духов от моей подушки.

***

Наступили сумерки. В Аббатстве было тихо.

Я представляла, как Кэтрин лежит в своей комнате лицом вниз и смотрит в пространство, представляя себе одинокое будущее, в котором нет места для любимого. А о чем думает в своей комнате Кейт? Вспоминает прошлое? Все дурное, что сделала Ремусу, и ужасные последствия, когда грехи родителей пали на их детей?

Я положила на подушку веточку ясеня, которую дала мне мать, но никак не могла заснуть. Я задремала, и мне пригрезился сон: Бруно прокрался ко мне в комнату и стал надо мной, я видела, что у него две головы, причем одна из них - голова Саймона Кейсмана.

Я закричала во сне, потому что, просыпаясь, еще шептала слово "убийца". Меня встревожил сон, и я не могла больше заснуть. Я продолжала думать о Бруно, собирающем болиголов и приносящем мне вино.

Он до такой степени ненавидел меня! Он возненавидел бы любого, кто перешел бы ему дорогу. Его любовь к себе была столь велика, что тот, кто не боготворил его, становился его врагом. Бруно никогда не признает то, что он обыкновенный смертный, и в этом крылось его сумасшествие.

Если он пытался отравить меня вином, разве не попытается снова? Я решила уйти от него в Кейсман-корт, взяв с собой Кэтрин.

Я встала с постели и устроилась на сидении у окна, обдумывая происшедшее. Могу ли я поговорить с Кейт? Нет, ибо больше я ей не доверяла. Все эти годы я верила ей, а она была его любовницей. Колас появился после одного из ее визитов в Аббатство. Я представила, как она мило беседует со мной, а затем отправляется в постель к Бруно.

Кому можно было довериться? Кажется, только матушке. Должно быть, я просидела так больше часа, когда увидела Бруно. Он шел по направлению к подземным галереям.