Чудо в перьях
Шрифт:
– Т-с-с-с! Спит, – склонялись над ней две доверчивые ясноглазые головки.
– Кар! – тихо, чтоб не напугать детей, предупреждала птица.
И маленькие заботливые матери вновь принимались за вечное материнское дело – баюкали свою общую дочку.
Но главным в жизни вороны была Варя. После всех дневных хлопот и игр Варя вылизывала свое чадо с растрепанной головы до хвостовых перьев. Спать укладывались вместе – ворона мостилась под
– Варрр-ря! Карррр-раул! – стыдила ворона, и если Варя немедленно не подбегала к ней нянчиться, ревновала как страдалец Отелло свою безгрешную Дездемону.
Гуляли они только вместе: ворона цепко держала Варю за ошейник и распускала крылья, если собака принималась бегать. Скорость получалась исключительная. Народ расступался, пугаясь птеродактиля.
Иногда ворона капризно проверяла крепость Вариного чувства. Она взлетала на дерево и смотрела, что будет. Варя поднимала голову, отыскивая взглядом трепещущую ветку. Потом ложилась меж могучих выпирающих корней, ждала.
Первое испытание длилось слишком долго для людей.
– Ну пойдем, Варя, – горько вздохнул хозяин после получасового ожидания. – Пойдем. Вольная птица. Улетела. Правильно. Дома рев будет.
Варя и ухом не повела.
– А… ну, тебе видней. Ждем.
Ворона мягко спланировала на ошейник.
Варя поднялась, отряхнулась и с достоинством повела своих домочадцев под родной кров.
Такие испытания ворона устраивала в исключительно редких случаях: после прихода к Варе парикмахера, когда собака не откликалась на предупреждающие вопли да еще и хвостом виляла чужому с острыми железяками в руках. Или если гулять уходила без птицы (были пару раз такие происшествия, так до конца и не понятые).
Прошло несколько лет. Река времени течет незаметно, бесшумно. Девочки почти сравнялись ростом с матерью. Волосы хозяина начали менять цвет. Но семейная жизнь тем и хороша, что поверхностные перемены с близкого расстояния не воспринимаются. Особенно если повседневный уклад устоялся прочно. А жизнеломными переворотами руководит судьба.
Как-то решили, что хватит Варе скучать и почему бы ей не стать снова матерью. Получить новый импульс. Обновить организм. Ну, и повели в нужный момент встречаться с отцом тех, отнятых до времени детей. Этому отцу вообще не доставалось негативных впечатлений. Крепкий убежденный оптимист. На Варю его запах навел тоску, поднял со дна памяти печаль и тревогу. Хотя они даже поцеловались и побегали
Сначала, правда, все развивалось как полагается, живот рос. Поговаривали, что вот Варя родит, и одного малыша, самого-самого, оставят при матери насовсем. Придумывали имена новым ребятам-собакам.
Но потом заметили отклонения от прошлого раза. И вызвали на всякий случай доктора. Того, спасителя. И Варя, и ворона не опасались его. Видели его доброту и стремление быстро помочь.
Только день визита был неудачный. Плохой день. Доктор усыплял ротвейлера. Здорового, нестарого парня. Его хозяева уехали насовсем туда, где нельзя с собаками. Они, правда, долго искали, чтобы отдать своего умнющего верного пса в хорошие руки. Однако хорошие руки не справились с отчуждением сильного зверя, уверенного, что он был хитростью уведен этими доброхотами от своих, которые теперь мечутся и рвутся, как он, у чужих дверей. Он выл и рычал на обитателей, ничего не ел и наводил страх глубиной своего отчаяния. Пытались перетерпеть. Детей увели пожить к бабушке – от греха подальше. Уговаривали. Он выл и гадил, где мог, по квартире. Мстил.
Наконец терпение лопнуло.
Приводить в исполнение приговор должен был доктор. Он в звериные врачи пошел по большой любви и интересу ко всему живому. И не собирался никого умерщвлять в угоду всяким идиотам. Но любая профессиональная деятельность связана не только с радостями, но и с муками.
Пес смотрел на человека со шприцем, все зная. Он был не против. Он устал.
А потом врач в тесном облаке собачьей смерти пошел осматривать Варю.
Он только в подъезд вошел, а ворона уже была уверена, что к Варе приближается что-то ужасное. Она стала кричать и биться на кухне, куда ее заблаговременно изолировали, чтоб не дурила во время медосмотра.
– Варя – Варя – Варя!!! – предупреждала она беспомощную свою любовь, долбя стены клювом и бросаясь на них слишком легким телом.
Осмотр был недолгим и не причинил Варе беспокойства. Ложная беременность – и все дела.
И вдруг заметили невозможную тишину. И побежали впустить птицу к Варе. Она лежала на каменном полу, как тогда, у бульварной скамейки. Но оживить ее было нельзя. Сердце остановилось.
– Это я виноват, – сказал доктор. – Я принес с собой последний страх. Эти птицы все знают… Одно за другим, одно за другим…
Так кончается эта история. И только не надо говорить, что она тяжелая. И всплакивать в конце. И даже чтоб просто в носу щекотало.
Мало, что ли, этого добра вокруг? Ворон. Собак. Людей…