Чудо в перьях
Шрифт:
– Ну, какая же сволочь, этот основной Экскаватор! Гад-то какой бессердечный! – закричал писатель Кушаков, чего-то, похоже, хлебнувший с небольшими градусами. Он вытащил из-под себя стул и метнул его в Маслова, но не попал. И дал автору шанс дочитать отрывок:
–Это же конец прекрасным мечтам моим насчёт будущих воплощений в других мирах. Зачем тогда мне быть в этом поле Энергии?! – Подумал ОН, нажал себе на
– Я не Эсквайр! – попробовал утихомирить Кушакова Маслов. – Я всего-то автор фантастической своей повести. Не надо об меня крушить мебель государственную, пронумерованную. Пронял тебя, Гена, текст? Прохватил!!! И тебе эта сволочь поперек горла? Я, когда писал про него – три авторучки сломал. Такая злоба была на эту межгалактическую верховную тварь!
– А Вы не на кого не намекаете из руководителей нашей партии? Уж больно напоминает одного, – спросил ехидно писатель Лыско, отвергнутый и отсроченный от издания детектива «Наказание за преступление» минимум на полгода.
– Я бы его фамилию обязательно написал, – отгородился смелым ответом автор. – А если Вам кто-то конкретно почудился, то скажите тогда вы его фамилию. Вашу догадку и передадим в соответствующий Комитет.
Лыско вспотел и поросился выйти по нужде.
– Да, нужда – она и милостыню заставит клянчить возле базара,– укусил литератора врач Савченко.
– Пусть с ним! – разрешил председатель. – Разрешим выйти товарищу?
– Иди, а то не успеешь. Не хватало нам этого только! – сказала поэтесса Завадская
– Вы шибко наукообразно излагаете, – подкинула угля Марьянова, которую тоже отбросили в очередь на публикацию подальше. «Ани… какая-то ингаляция и взорвался»! Не для народа пишете, товарищ! Чего конкретно имели вы потугу выразить?
– Я ничего не хотел, – гордо поднял подбородок Маслов. – Это мой герой повести нажал на пупок и превратился в пустое пространство. Фантастика. Мог бы нажать, конечно, на глаз. Но фантастический жанр допускает и некоторые вольности, Тупым и неспособным к пониманию более сложного, чем таблица умножения, объясняю: «Аннигилировался» по-простому называется «исчез», растворился, пропал и помер.
– Марьянова, мы вас во второй партии скоро уже напечатаем,– вздохнул председатель. – Не бузите. Не мстите конкурентам. Не по-литературному это. Маслова с прекрасной фантастической повестью
Мухина выбежала на «лобное место» перед всем залом в фиолетовом платье до пола. На причёске её качалась того же цвета ажурная шляпка с крупным пером страуса или петуха.
–Баллада о страсти! – объявила Мухина и заплакала. – Очень грустная. Но я выбрала фрагмент не угнетающий психику.
«мокрые белые хлопья
зонтик большой на двоих
вот оно- счастье
Дерзкая нежность сердец
Краткая сказка любви»
– Сколько же бродит нас, незамеченных никем талантов! – вскрикнула оскорблённая Марьянова. – А некоторых хоть и заметят, хоть для проформы и признают по способностям, но грубо потом игнорируют. Это из-за блатных, заговорённых на успех с высот партийных, да из-за любовниц временных, которые подделываются под нас, поэтов. И задвигают нас, истинных чистых талантов, в за… в запасники и подполье. Хорошо, если не забудут наглухо. Настя Мухина создала шедевр равный работам Изабеллы Ахатовны Ахмадулиной. Кто читал её сборник «Струна»? В нём всё непередаваемо гениально. Вот и у Насти нашей почти так же, если не лучше.
Под бурные аплодисменты и сдержанные слёзы умиления Мухина сдала рукопись председателю и, колыхая воздух фиолетовым широким подолом, выбросилась в коридор, махнув печально локонами под шляпкой с гнутым петушиным пером
– Игнатьев готов? – Пановичу надоело слушать ахинею, которую он обязан был хвалить, чтобы литературное объединение однажды дружно не набило ему морду за недооценку талантов и не рассосалось до полного отсутствия. Но он перед заседанием, ещё на улице из плоской фляжки хлебал коньячок, который как-то помогал ему перетерпеть избыток творческого бреда и поверить, что литературные перлы любителей-сочинителей всё же лучше называть талантливыми, чем лечить бодягой фингалы. Надо, чтобы литобъединение, наоборот, росло и ширилось, следовало ритмично издавать книжки счастливых графоманов и, конечно, редких, вполне психически здоровых, любителей иногда высказываться письменно.
Конец ознакомительного фрагмента.