Чудо в Пираньясе
Шрифт:
Да прибавьте сюда тот факт, что за его неприступными каменными стенами обитали уже упомянутый капитан Линдолфо Эзекиэл и его законная супруга Сабо, о которой я тоже однажды обмолвился, но она, конечно же, заслуживает куда большего внимания за грацию ее тела, танцующую походку, пышные бедра (просто восторг!), ямочки на щеках, губы, которые эта чертовка покусывала, чтобы они стали еще краснее и чтобы сказать: ну же, возьми меня, я согласна, если б я могла, ах! и еще много всякого и разного. Сабо была не женщиной, а дьявольским искушением для мужчин
Трубадур Убалдо Кападосио не раз попадал в трудное положение из-за женщин. Он выпрыгивал из окон, убегал через заборы, перелезал стены, скрывался в лесной чаще, врывался в чужие дома, моля о помощи, нырял в реку Парагуасу; однажды в него стреляли почти в упор, но Шангу [12] , его святой, защитил поэта, и, хотя мститель был военным и чемпионом по стрельбе, он промахнулся. Едва прибыв в Пираньяс, Кападосио тут же оказался в постели Сабо, постели, которая после церемонии у падре и судьи принадлежала также Линдолфо Эзекиэлу. Линдолфо как раз не было дома: получив заказ от одного депутата, он уехал в дальний округ Алагоаса, где жила жертва.
12
Шангу — бог молнии и грома в афро-бразильской мифологии.
— Путь открыт, сказала Сабо, ей приходилось поторапливаться, бедняжке.
А ведь кое-кто предупреждал нашего трубадура о смертельной опасности например, любитель лубочной поэзии и одновременно хозяин пансиона, где поселился Убалдо: лучше тебе бежать отсюда, приятель, на счету Линдолфо Эзекиэла больше тридцати трупов, и это не считая тех, кого он отправил на тот свет, еще не став знаменитостью. Убалдо не поверил: эти алагоанцы слишком пылкие патриоты, а, кроме того, из-за такой женщины стоило пойти на риск.
Многие видели, как Кападосио вошел в дом Сабо в сумерках и оставался там почти до обеда, потому что красотке все было мало, она просила еще и еще, а наш бард, встретив такую ненасытность, хотел продемонстрировать все, на что способен: не только силу и пыл, но и всякие изысканные штучки, которым научился у профессиональных проституток — среди них была даже одна француженка — и стал изощренным любовником.
Никто так и не узнал, почему Линдолфо Эзекиэл передумал и вернулся в Пираньяс в разгар шумной воскресной ярмарки, в тот самый момент, когда усталые любовники слились в последний раз, полные нежности и печали из-за предстоящей
Как только Линдолфо распахнул дверь, Сабо сразу поняла, что сейчас будет:
— Это мой муж, сказала она и тихонько рассмеялась.
По привычке, отработанной годами, Убалдо стал искать, чем бы прикрыть наготу, так как не был эксгибиционистом и на публике появлялся всегда прилично одетым. В спешке под руку ему попалась коротенькая розовая сорочка Сабо, и он натянул ее через голову. Кападосио был мужчиной богатырского сложения, и сорочка едва доходила ему до пупка. Но голым, вопреки измышлениям злопыхателей, он не был. Убалдо выпрыгнул из окна, когда рогоносец, с револьвером в руке, уже ворвался в комнату. Сабо, невинная жертва, честная жена, во всем обвинила поэта: это он пытался соблазнить и обесчестить ее. Она же героически сопротивлялась и теперь требовала отмщения. Я отрежу у этого негодяя яйца, а потом пристрелю, как собаку, успокойся, радость моя, я отмою твою честь в крови.
По рыночной площади они бежали в таком порядке: впереди — поэт Убалдо Кападосио, едва прикрытый женской сорочкой, мужское достоинство на виду, приговоренное к ампутации хозяйство болтается из стороны в сторону. За ним вооруженный до зубов, с револьвером и острым ножом для холощения хряков, капитан. Следом — жаждущая зрелищ толпа. Усталый после феерической ночи,
Кападосио начал терять темп, убийца и нож с каждой секундой все ближе и ближе. Вот сейчас холодная сталь … у — у — у!
Вдруг у них на дороге оказался птичий рынок — множество клеток с птицами, наставленных друг на друга. На полной скорости, подгоняемый страхом, Убалдо Кападосио врезался в стену из клеток, и птицы, десятки, сотни птиц, вырвались на свободу и взмыли вверх. И все это неисчислимое множество: голуби и дрозды, иволги и кардиналы, канарейки и куиубы собрались в стаю, подхватили Убалдо Кападосио за подол сорочки и вознесли на небо. Во главе стаи летели двенадцать попугаев арара, прокладывая дорогу в облаках, увлекая за собой трубадура, легкого, как поэзия.
Линдолфо Эзекиэл застыл на месте посреди ярмарки. Там он и стоит до сих пор, превратившись в огромные рога, самые ветвистые на всем Северо-Востоке.
Умельцы делают из них гребни, кольца, стаканы для кашасы и многое другое.
Вот так наемный убийца и бандит стал приносить пользу обществу. Что касается Сабо, то она осталась жить в городе и приняла покровительство полковника Жарди Рамалью, того самого, что был свидетелем погони и чуда.
Птицы пронесли по воздуху Убалду Кападосио, с его невредимым достоинством, через весь Алагоас. А перелетев границу штата Сержипи, опустили на землю в женском монастыре. Монашки приняли поэта с распростертыми объятиями и не задавали вопросов.