Чудо. Встреча в поезде

Хайсмит Патриция

— Я извиняюсь, но мне скоро придется уйти. У меня уже была назначена встреча, — сказала Лала, бросив быстрый взгляд в сторону присутствующих, из чего было ясно, что у нее есть дела поинтереснее, чем сидеть здесь в компании скучных родственников. Тем не менее она не отказалась от чашки чая.

— Так хорошо, что есть с кем поговорить по-английски, — сказала я ей и добавила импульсивно: — Не могу понять, куда делся Али?

— О, должно быть, он уехал с Нагибом, чтобы кое-кого посетить, — сказала она беззаботно. — Вообще-то, я предпочитаю говорить по-французски,

а вы?

— Мой французский сейчас немного подзаржавел, — соврала я. Если по правде, то по-французски я ни слова не знала.

— О, какая жалость! Французский язык гораздо более выразительный, вы согласны?

Я пробормотала что-то уклончивое.

— Мне даже говорили, что у меня английский с французским акцентом, — продолжала Лала.

Я же подумала, что акцент у нее арабский — во всяком случае ей удалось вызвать у меня раздражение.

— О да, согласна. Абсолютно парижский акцент, — сладко сказала я. Лала недоверчиво глянула на меня — она была достаточно умна. Я ей ослепительно улыбнулась. Я тоже могу играть в эти игры, как бы говорила я, хотя обычно мне не до них.

Лалу как ветром сдуло, а вскоре она и вовсе исчезла. Я снова оказалась перед неотвратимой угрозой провалиться в сон, но тут моя свекровь поманила меня за собой. Она проводила меня по широкой, покрытой мягкой ковровой дорожкой лестнице в просторную спальню на втором этаже.

Мои чемоданы были уже в ней. Свекровь снова торопливо обняла меня и вышла. Я поняла и без слов, что эта спальня для меня одной, что я буду здесь без Али. И все-таки где мой так называемый муж, когда он мне так нужен?

Стены спальни были обтянуты выцветшей тканью персикового цвета. Двойная кровать с бронзовым изголовьем была покрыта ситцевым покрывалом. На кровати лежали четыре бархатные ювелирные коробочки. Я открыла их одну за другой. Бриллиантовые серьги-слезки. Длинная нитка жемчуга. Маленькие золотые часики, инкрустированные бриллиантами. Старинное колье из алмазов и сапфиров, которое подходило к моему обручальному кольцу. Драгоценности сверкали перед моими глазами, подмигивая мне в знак солидарности грязно и бесстыдно. Безделушки и побрякушки, подумала я. Ну и что? Они ничего не значат. Они никогда не будут моими. Когда все это кончится, я их оставлю здесь, как и все прочее. И все же сокрушительная печаль давила мне на сердце. От драгоценностей было легко отказаться, но не от чувств, которые стояли за ними. Какой хороший, ненавязчивый способ дарить подарки — просто положить их на постель. А мне меньше всего хотелось, чтобы эти люди были добры.

Я знала, что мне следует спуститься и поблагодарить свекровь, но я не могла заставить себя и пошевельнуться. Я сидела на кровати и смотрела вокруг. В комнате было два ночных столика, шкаф, комод, туалетный столик с зеркалом в позолоченной оправе и бюро с убирающейся крышкой. Мебель была из полированного красного дерева и выглядела старинной. Я подумала, не следует ли мне надеть платье повыразительней, чтобы больше соответствовать тем женщинам. Но вместо этого я легла на постель,

рассчитывая закрыть глаза хотя бы на несколько минут.

Когда я их снова открыла, в комнате стоял дневной свет. Я проспала восемь часов! Я вышла в коридор. Никого. Дом был полон тихой дремы. Единственным звуком в нем было низкое гудение кондиционера. Я вернулась в свою комнату. Дверь справа открывалась в ванную комнату из бело-голубого кафеля. Я приняла душ, переоделась в свежее белье и распаковала свой багаж. Это не заняло много времени — большую часть своих вещей я оставила на хранение в Колумбии. Развешивая платья, я заметила, что в шкафу уже висит несколько черных аб, а на полках аккуратно сложено несколько покрывал для лица.

Покончив с одеждой, я сунула арабскую кассету в «Уокмен», несмотря на ее ливанский акцент и прочее, и целых три часа усиленно прозанималась. Я бы поучилась и дольше, но из-за своих стараний ужасно проголодалась.

Как немусульманка я не обязана была голодать в Рамадан, но Али меня предупреждал, что я не должна есть в присутствии людей. Поскольку все люди, кажется, спали, я бесстрашно отправилась на поиски еды. Я нашла кухню и раздобыла миску кукурузных хлопьев и стакан молока.

Когда я уже мыла за собой посуду, на кухне показался Али — походка у него была крадущаяся.

— А, ты здесь, — как ни в чем не бывало сказал он, — я как раз тебя искал. — Однако выглядел он чуть виновато, и я подумала, что он скорее искал еду, а не меня. Пока мы летели, он не постился, потому что во время путешествия пост Рамадана не соблюдают. Во всяком случае, так Али объяснил. Однако для меня его авторитет в области религиозных материй представлялся сомнительным.

— Что, все спят? — спросила я его.

— Да. Когда Рамадан падает на летний месяц, то поститься всегда труднее, потому что дневные часы такие длинные. А я больше не могу спать. Я сейчас обустраиваю свой кабинет. Хочешь пойти со мной?

Все, что он там обустраивал, касалось, естественно, только его компьютера. Его различные компоненты валялись по всему полу вместе с проводами, кабелем, электротрансформаторами, предохранителями и прочим. Али располагался в трех комнатах — спальне, кабинете и гостиной. В их убранстве не было ничего европейского или старинного. Мебель была очень низкая, в основном из никелированного металла и кожи. Пока Али соединял оставшиеся части компьютерной системы, я распаковала и рассортировала кассеты и компакт-диски.

— Это напоминает мне о компьютерных курсах, — сказала я, как бы между прочим, — когда же я запишусь на них?

— Мы ведь только приехали, — сказал Али, округляя глаза. — Я позабочусь об этом. Можешь ты со своей жаждой знаний потерпеть хоть парочку дней?

— Конечно, — тут же согласилась я. — Я вовсе не спешу.

Установив компьютер, Али сказал, что хочет показать мне наши владения. Но только мы вышли из парадной двери, как он резко остановился.

— Ты ведь не одета! — в ужасе воскликнул он.