Чудовища были добры ко мне
Шрифт:
— На ярмарку собирался? А?
— Раздумывал, — отец почесал в затылке. — Рожь плохо уродилась, поросенки тощие… Торговать нечем, самим бы хватило. Яблоки, разве что. Я сидру надавил, думал, пригодится. А тут дожди зарядили, жена расхворалась…
— А соседи поехали?
— Ну…
— Вернулись? С выручкой?
— Куда там! На обратном пути лихих людей встретили. Дядьку Сыча насмерть зарезали, выручку всю забрали… — отец говорил все медленней и медленней. Умолк, поднял глаза на колдуна: — Это что ж выходит? Ведьма в семье?!
— Твоя дочь — прорицательница. Видит грядущее.
У отца отвисла челюсть. Он смотрел на мага в заляпанной жиром мантии, как на вестника богов. Маг же поглядел на гостя,
— И что теперь?
— В науку отдавать надо. Иначе дар ее убьет.
— Да где ж такой страсти учат?!
— Есть места. Или ты своей дочери враг?
— А денег много запросят? Мы люди скромные…
— Не надо денег. Сивиллы таких, как твоя Эльза, по всему свету ищут. Считай, повезло тебе. Собирай дочь в дорогу и через три дня привози ко мне. Я сам доставлю ее к сивиллам.
Маг присел на корточки, взял Эльзу за плечи. Изо рта мага несло кислой капустой. Пегая щетина покрывала щеки, обвисшие, как брыли у пса. Девочка хихикнула. Маг кивнул, словно услышал правильный ответ. И впервые за весь разговор обратился к Эльзе:
— Поедешь учиться на сивиллу?
— Если я останусь дома, я умру? — спросила Эльза.
— Да. И очень скоро.
— Тогда поеду. Я хочу жить долго-долго! Всегда!
4.
Дорога в обитель Эльзе запомнилась смутно. Повозка тащилась по колдобинам, подпрыгивала на ухабах. Мимо плыли рощи и поля, деревни, похожие, как близнецы. Возница покрикивал на костлявую лошадь. Та и ухом не вела. Маг молчал, Эльза ела, что давали, и много спала. Приступ с ней случился только один раз. Когда девочка очнулась — на нее смотрели внимательные, немигающие глаза мага. Что он хотел высмотреть в ней? Этого Эльза никогда не узнала. Как и того, чем расплатились с магом сивиллы за новую сестру. Деньгами? Вряд ли. Обитель не была богатой.
Предсказаниями?
Дни сливались в серую маету. Девочка уверилась, что они будут ехать целую вечность. Огорчило ли это Эльзу? — нет. По родителям она не скучала. Но всему приходит конец, и дороги — не исключение. Настало утро, когда они въехали в огромный город, и в Эльзе вспыхнул интерес. Она завертела головой, пытаясь увидеть все-все вокруг. Голова закружилась. Но девочка все равно продолжала таращиться по сторонам. Всюду был сплошной камень: стены — из камня, дома — из камня, ступеньки лестниц — из камня… Даже улица была вымощена булыжником, по которому отчаянно грохотали колеса повозки. Мимо проезжали другие повозки и всадники, по улицам валили толпы народа. В глазах рябило от пестрых камзолов и кафтанов, шляп с перьями и без; плащи и накидки, ботфорты и башмаки, лосины и панталоны… А усатые стражники с алебардами, в сверкающих кирасах и шлемах? А женщины в роскошных платьях, с вышитыми на них цветами и птицами, с кружевами и оборками — сами похожие на диковинных птиц? И снова — камни, россыпи камней. Они блестели, сверкали, таинственно мерцали — янтарь пуговиц, нефрит застежек, полированный змеевик и яшма пряжек, гранаты и топазы перстней, агаты и сердолики ожерелий…
Увы, в городе они не задержались. До обители сивилл, оказывается, было уже рукой подать. По городским меркам обитель выглядела скромно: каменный дом в два этажа, ряд бараков из бревен, хозяйственные пристройки. Дальше начинались горы, и по склонам ползли седые пряди тумана.
Навстречу гостям вышли женщины. В строгих платьях без излишеств; широкие, складчатые пелерины спадали до локтей. У каждой сивиллы на лбу была повязана синяя лента с золотым тиснением, перехватывающая волосы. Эти ленты заворожили Эльзу. Ни на что другое она уже не могла смотреть. В душе девочки зрел жизненно важный вопрос. Наконец, собравшись с духом, она спросила:
— А мне такую ленту тоже
— Конечно! — рассмеялась старшая из сивилл.
Ее смех Эльзе понравился: он был совсем не обидный. И улыбка понравилась. А больше всего понравился ответ.
— Тогда я у вас останусь, — кивнула девочка.
Все сивиллы были взрослые. Даже Катрина — ей было целых двенадцать лет! Катрина звала Эльзу малявкой и головастиком, и играть с ней не желала. За исключением этой вредины, в обители Эльзу никто не обижал. Кормили тут вкусно, лучше, чем дома! Странное дело — Эльза по-прежнему ни капельки не скучала по родителям, но трижды на день вспоминала старшего брата Игана, хоть тот и любил втихаря отпустить сестре щелбан.
Сложнее всего оказалось привыкнуть к ежедневным занятиям. Мучение начиналось после завтрака, длилось до обеда, а потом еще чуть-чуть. И учили-то чепухе на постном масле! Эльза кипела от злости: как можно сидеть сиднем, зажмурившись — и не заснуть? А видеть сердцем? Вспоминать животом? Ни о чем не думать, ничего не хотеть? Это покойник в гробу без мыслей лежит…
— Не хочу! — спорила девочка с наставницами. — Не хочу быть покойницей!
Вот представлять себе всякие узоры, как они сплетаются в диковинные картины, Эльзе нравилось. И слушать ветер она любила. Когда же ее стали учить грамоте и счету, она заупрямилась: это еще что за дичь? Грамота девочкам ни к чему!
— Глупым девочкам ни к чему, — разъяснила старшая сестра Корделия. — А ты станешь сивиллой. Как же ты прочтешь грядущее в священном дыму, если не в силах прочесть обычный свиток? Все сивиллы умеют читать и писать.
— Все-все?! Даже Катрина?!
— Даже Катрина, — улыбнулась старшая сестра.
Ну, если даже эта задавака Катрина выучилась…
— Ладно! — кивнула Эльза. — Буду грамотной!
В обители ей выделили отдельную комнату, которая называлась «кельей». Убирать в келье надо было самой, но к домашним хлопотам Эльза привыкла. Это ей — раз плюнуть, хоть старшая сестра и говорит, что так выражаться нехорошо. Она ведь не собирается взаправду плеваться? Вот и славно. Зато спит она теперь не на лавке, а на кровати со спинкой и ножками! С тюфяком, простынями, одеялом из верблюжьей шерсти и подушкой, набитой гусиным пухом! Еще в келье стоял сундук для одежды — с окованными медью углами, с крышкой, где по дереву были выжжены птички с хохолками. А еще табурет, и бронзовый подсвечник на три свечи…
Красота!
Кроме странных наук, Эльзу учили шить, вязать, стряпать. Обещали позже, когда она подрастет, научить ухаживать за больными. Сейчас же главное — укротить припадки, которые у сивилл звались Даром.
— А иначе я умру, — понимающе кивала девочка.
Способность видеть будущее представлялась ей хорьком по имени Дар. Такой залезет в курятник, всех передушит. И Эльзу-курочку. Если, конечно, она не отрастит себе клюв и когти, как у пестрого ястреба. Старшая сестра только вздыхала в ответ. Значит — правда.
Умирать не хотелось. Эльза старалась изо всех сил.
— Ты слишком стараешься, — сказала как-то старшая сестра. — Угомонись.
Через год приступы сделались заметно реже. И в себя Эльза приходила быстрее. Когда она открывала глаза, рядом неизменно оказывалась одна из сестер.
— Вспомни, что ты видела, — требовала сестра. Без жалости била по щекам: — Не спи, вспоминай! Дар владеет тобой, а должно быть наоборот…
Накатывала дурнота. Ломило виски, кружилась голова; к горлу подступал кислый комок. Эльзу тошнило, она бегала в кусты шиповника: блевать. Девочка дышала на особый манер, как ее учили сестры, вглядывалась во тьму, прислушивалась к шепоту за спиной. Что здесь? Кто здесь? Смутные картины, слова, звуки…