Чудовища были добры ко мне

Олди Генри Лайон

— Право выбора, — с неохотой буркнул старец. — В зависимости от степени близости к покойной. Первым выбирает учитель. Вторым — муж. Далее — кровные родичи, если таковые найдутся среди магов. Следом за ними — друзья, бросая жребий. Оставшееся идет с публичных торгов. Вырученные деньги передаются тому, к кому отошло простое имущество.

Амброз выразительно постучал себя пальцем по лбу.

— Первым выбирает учитель, — повторил он. — Надеюсь, ты выберешь Око Митры, Симон. Потому что если ты откажешься

от него, это сделаю я.

— Ты…

Тяжелым шагом Симон Остихарос приблизился к хозяину башни. Выше на голову, он воздвигся над Амброзом, словно хотел утопить королевского мага в своей тени. Ладонь старца легла на отросток оленьего рога, служившего вешалкой. Белые от напряжения, сжались пальцы. Рог задымился, источая резкую вонь.

— Запах жженого рога убивает змей, — тихо сказал Симон. — В первую очередь, ядовитых. Я стар, и время мое на исходе. Мне нечего терять. Берегись, Амброз! Дерево против огня — плохая стратегия…

— Тебе ночью ничего не снилось? — спросил Амброз.

— Не твое дело.

— А тебе, верный слуга? — Амброз глянул на Циклопа. — Молчишь? Жаль. В День Поминовения снятся вещие сны. Мне, например, снилась Красотка. Она лежала в могиле. В зимней, насквозь промерзшей могиле. Без души, без разума; только тело, мертвей мертвого. И знаете, друзья мои, что было самым страшным? О, сейчас вы содрогнетесь от ужаса! Признаюсь, я и сам проснулся в холодном поту…

Отстранив старца, он вышел на середину холла:

— Тело моей несчастной жены менялось. Плечи становились ребрами, ноги — руками… Щетина росла там, где при жизни была гладкая кожа. Это напоминало тесто, выпирающее из квашни. Я не знаю проклятия, способного так мучить холодный труп. Может быть, вы знаете? Как ты сегодня сказал, верный слуга? «Крыса не знает, почему люди корчатся в муках?» Вот и я не в силах понять, что говорил мне сон. Но если вы вдруг решите выкопать тело Инес и сжечь… Я буду очень огорчен. Полагаю, многие из наших братьев по Высокому Искусству разделят мое огорчение…

Дверь распахнулась. Лязгая шпорами, в холл вбежал гонец — и упал на одно колено перед королевским магом. Красный плащ гонца лужей крови расплескался по полу.

— Его величество, — прохрипел он. — Требуют…

— Служба, — безмятежно улыбнулся Амброз. — Короли не любят ждать. Оставайтесь, друзья мои! Я скоро вернусь. Лучшее вино из моих погребов, лучшие блюда моей стряпухи — в вашем распоряжении! Наслаждайтесь жизнью — Инес бы порадовалась, видя нас троих…

2.

Она была бессильна, и знала это.

Как провести размен без Янтарного грота? Никто из сивилл даже не пытался совершить что-либо подобное. На тела изменников влиял волшебный янтарь. Сестры лишь прозревали будущие превращения и сообщали лекарю, какой частью тела следует пожертвовать. Провидческий дар не угас в Эльзе, но во дворце принц станет обычным калекой, ничего не получив взамен. Это так же верно, как то,

что солнце восходит на востоке, а огонь обжигает.

«Зачем ты согласилась? — спросила Эльза себя. И честно ответила: — Хочу жить. Бросить между мной и смертью горсть минут. Получить хоть крохотную отсрочку....»

Она получила ее, солгав королю. Вымоленные минуты сыпались меж пальцев, одна за другой. Сердце бешено колотилось в груди, желая выстучать все удары на пятьдесят лет вперед. Надо успокоиться, подумала Эльза. Притвориться, будто готовлюсь для размена. Если король увидит, что я постаралась изо всех сил — он проявит милосердие…

«Милосердие? — усмехнулась вторая, жестокая Эльза. — Как же ты наивна, сестра…»

Тем не менее, она села на пол у кровати принца и начала замедлять дыхание. Годы практики не прошли даром. Сердце застучало ровнее, грудь перестала вздыматься бурным приливом. Один разум не желал успокаиваться, лихорадочно ища путь к спасению. Ладони в очередной раз коснулись диадемы, проверяя, на месте ли она. Прохладный металл дрожал под пальцами. Если снять украшение с головы, ничего страшного не произойдет. Эльза успела в этом убедиться, когда мылась. Главное — не выпускать из рук. Ей говорили, что без диадемы она превращается в дикое животное, сильное и опасное. Сорвать венец? Швырнуть прочь?

Вдруг зверь прорвется и сбежит на волю?

Мысли путались, расползались змеями, забивались в щели рассудка. Пальцы скользили по диадеме, следуя замысловатым узорам. Когда она сняла венец? Эльза не помнила. Кажется, она чуть не уронила подарок. Сознание расплылось, размазалось в пространстве, выплеснувшись за пределы рассудка. Сивилла едва удержалась на краю бездны, из которой на нее взглянул зверь. Зверь скалился в плотоядной ухмылке, облизываясь точь-в-точь, как король. Качаясь над пропастью, сивилла держала венец одной рукой. Пальцы второй ощупывали резьбу, едва касаясь металла. Обоняние резко обострилось. Пот и фимиам, сложный букет вина, горящее масло, воск, мази… Пришел черед слуха: дыхание короля, треск свечи, кашель охраны за дверью. Далекие шаги в коридорах — кто-то быстро приближался. «Я» Эльзы Фриних сделалось редким и прозрачным, как туман. Растеклось по комнате, превращаясь в вереницу зыбких фигур: Эльза-человек, Эльза-зверь, Эльза-не-пойми-кто…

…сорвала диадему, отшвырнула прочь, выпуская зверя на свободу. Метнулась к двери, сбивая с ног короля, заступившего дорогу. Узкий клинок стилета вошел ей под левую грудь, между ребер, безошибочно отыскав сердце. Зверь заскулил — и умер.

…метнулась к двери. Изогнулась в прыжке, впритирку обойдя человека-препятствие. Подхватила диадему, возвращая себе человеческий рассудок. Удар кулака швырнул беглянку на пол. Клинок стилета вошел под левую лопатку…