Чудовища
Шрифт:
— Но ведь эволюция — это только теория, у нее нет никаких весомых доказательств! — настаивала мать.
— Правда? А как же возвратный гортанный нерв у земных позвоночных? От мозга древних рыб шел нерв, иннервирующий жаберные дуги. После того как живность вышла на сушу, эти дуги стали мышцами гортани и косточками среднего уха. Но поскольку этот нерв проходил под дугой аорты, теперь он идет от мозга вниз, поворачивает под аортой и возвращается наверх, к гортани. И так у всех позвоночных! У жирафа он проходит четыре метра вниз и столько же — вверх.
— Тогда почему, если эволюция существует, она не
— Ты не можешь увидеть процесс эволюции, потому что не живешь несколько миллионов лет. Чтобы видеть ход эволюции, надо быть свидетелем смены хотя бы нескольких сотен поколений. Но ты все-таки могла наблюдать данный процесс: когда ты болела той новой заразой, антибиотики перестали помогать! Почему? Потому что одноклеточные эволюционировали и выработали устойчивость. Это и есть эволюция! На примере одноклеточных ее можно видеть, потому что у них очень быстрая смена поколений. Существуют микробы со сменой поколений раз в семь минут!
— Но если люди произошли от обезьян, то почему обезьяны не превращаются в людей сейчас?
— Потому что один и тот же биологический вид не может возникнуть дважды! Так же, как два писателя, не сговариваясь, не могут написать абсолютно идентичные книги, и на разных материках не могут возникнуть два одинаковых народа с одинаковыми языками. Волки не превращаются в пуделей, рыбы не выходят на сушу, а одноклеточные не становятся многоклеточными, но все они проходят эволюцию, просто каждый своим уникальным путем. И современные земные обезьяны прошли не меньший путь эволюции, чем человек.
— Опомнись, сынок! Безбожие ведет к безнравственности!
— Это не так. Нравственность человека зависит от его психологической зрелости. Атеисты вполне могут быть зрелыми и порядочными. Также не стоит забывать о религиях с высокими нравственными требованиями, но с полным отсутствием веры в Бога, например, буддизм и некоторые течения индуизма.
Кроме матери, против его отъезда из секты никто возражать не стал. Натуралисты отступников не любили, прекращение какого-либо общения с ними предписывалось строго. А ему и хорошо, он всей душой рвался прочь. Сначала в другой город переехал, а там и экспедиция эта подвернулась. Ну так почему бы к другой планете не махнуть?
Сложная, конечно, штука, эти человеческие отношения, от индивида в них не так много зависит, как в том же программировании, например, отсюда сплошные проблемы. Каждый хотел бы доверять людям, но не каждый может себе это позволить.
Полагаю, хорошо, что родители не стали подвергать Макса генной терапии. От нее он, может, и стал бы более общительным и «нормальным», но и более несчастным. Самые счастливые люди — те, которые заняты не общением, а любимым делом в уединении.
В конце концов, что такого плохого в том, что некоторые люди отличаются от большинства? Как говорил один древний психолог: «Всё самое прекрасное в мире сделано нарциссами. Самое интересное — шизоидами. Самое доброе — депрессивными. Невозможное — психопатами. Здоровые почти не вносят вклад в историю».
Но нет же, всякого рода сектантам от духовности надо сделать всех «правильными», и только они знают, как правильно — это так, как они живут. А все остальные должны жить так же, потому что иначе они — деграданты ненормальные. Ну зачем? Мир прекрасен в своем
Отвлекшись от воспоминаний Макса, я заметил, что робот-хирург уже ковырялся в моей голове с предварительно элиминированными волосами. Импланты Макса мне поставил. Так мало того! Я же теперь прекрасно понимал, как оно там все работает. Так что я открыл секретное окошко, зашел в консоль и подправил логи — теперь никто не узнает, что робот-хирург этой ночью ставил импланты Максу Филипченко.
Счастливый, я отрастил себе синие волосы обратно, спрыгнул с кушетки и направился в лабораторию. Там я подошел к своему малышу: он такой способный, почти сразу меня узнал! Радостно затрепетал всем тельцем, вытянул отростки, замахал ими. Мой хороший, чувствует родную душу. И какой шустренький! Весь в меня! Вон как быстро начал вытягивать тельце, имитируя мое лицо! В смысле лицо Макса.
Говорить я ничего не стал, мало ли что, может, у них тут еще какая-то секретная прослушка установлена. Только повернул голову и взглянул на сидевшего у стенки робота Серафима. Он и не пошевелился, у меня же импланты, а он круглосуточно к местной виртуальной сети подключен. Сидит, сканирует и смотрит стеклянным глазом — не шевелится ли что-то около моего малыша.
Ничего, скоро я всех сожру и дитятко свое вызволю. Буду его обучать, и больше никто не сможет нас разлучить. Извини, пупсик, сейчас я тебя с собой взять не могу, слишком опасно. Потерпи еще немного, хорошо? А пока папочке уже пора, надо как можно скорее сожрать побольше тех, которые еще остались.
И главное, жрать так, чтобы импланты не отвалились, то есть всегда оставлять голову Макса и метаморфировать остальными частями тела. Это, конечно, не так уж просто, но думаю, справлюсь. Кто там еще на очереди? Карим, Патрик, Зак, Пако, Диодор, Анна… Вот, с Анны, пожалуй, и начну.
18 — Неожиданная находка (Анна)
Изо всех даров, подаренных человеку Природой, наилучший — это краткость его жизни.
Сердце опять кольнуло. На этот раз сильнее, чем раньше. Утром просто ныло, а теперь время от времени словно иголкой долбит. С помощью мозгового импланта я отдала фитнес-браслету команду вывести на экран температуру тела. Спустя семь минут в дополненной реальности красовалась надпись: «Температура тела: тридцать семь и восемь градусов по Цельсию». То-то я думаю, чего меня знобит? Жаль, конечно, я бы все-таки предпочла бессимптомное протекание инфекционного эндокардита и внезапную смерть от инфаркта.
Можно, конечно, парацетамол какой-нибудь выпить, но, боюсь, он совсем уничтожит инфекцию. Мало ли, что, если у местного вируса совсем нет устойчивости к земным препаратам? Сколько там еще мне осталось? Несколько дней, не более. Острый эндокардит все-таки. Симптомы, правда, штука неприятная, да и усталости все больше. Как бы так вести себя, чтобы никто не заметил, что я болею?
Все медицинские нанороботы я из своего тела вывела — нечего искусственному интеллекту слишком много знать о моем здоровье. Если придется оправдываться, скажу, что вывела их на техосмотр, а потом забыла. Но, думаю, не придется, все слишком заняты ловлей чудовища. Оно и к лучшему.