Чума Атлантиды
Шрифт:
Человек постоял там минуту, переводя взгляд с Дэвида на Слоуна и обратно, будто игрок, обходящий конюшню и сопоставляющий двух чистокровных скакунов перед важным забегом.
Затем безмолвие нарушил ритмичный звук, эхом раскатившийся по каверне, – шлепки босых подошв по металлическому полу. Глаза Дэвида обратились к источнику звука. Слоун. Он вышел. И во всю прыть, на какую был способен, заковылял к трупам – и оружию рядом с ними. Дэвид оглянулся на атланта в тот самый миг, когда его собственная труба тоже открылась. Выпрыгнув, Дэвид на почти не слушающихся ногах побрел вперед. Слоун был уже на полпути к оружию.
Глава 5
Район
Марбелья, Испания
Импровизированное больничное крыло было поделено на две секции, и Кейт пыталась понять, что же такое видит. В середине помещения одна за другой выстроились узкие койки, будто в военном полевом госпитале. На них, стеная и содрогаясь в конвульсиях, лежали люди – одни уже умирали, а другие то впадали в беспамятство, то снова приходили в сознание.
Мартин зашагал в глубь зала.
– Эта чума отличается от вспышки тысяча девятьсот восемнадцатого года.
Под первой вспышкой Мартин подразумевал пандемию испанской инфлюэнцы, прокатившуюся по планете в 1918 году. Согласно приблизительным оценкам, она убила пятьдесят миллионов человек и инфицировала миллиард. Кейт и Дэвид открыли то, что Мартину и его работодателям-Иммари было известно почти сотню лет, – что чуму вызвал древний артефакт, который ее отец помог извлечь из сооружения атлантов в Гибралтаре.
В голове у Кейт роились вопросы, но, глядя на ряды коек с умирающими, она сумела выдавить лишь:
– Почему они умирают? Я думала, Орхидея остановила распространение чумы…
– Остановила. Но мы наблюдаем падение ее эффективности. По нашим прикидкам, в течение месяца все станут невосприимчивы к Орхидее. Некоторые из умирающих хотят принять участие в клинических испытаниях. Это и есть люди, которых ты видела.
Кейт подошла ближе к одной из коек, задумчиво глядя на людей.
– Что будет, когда Орхидея перестанет действовать?
– Без Орхидеи почти девяносто процентов этих инфицированных умрет в течение семидесяти двух часов.
Кейт не поверила. Что-то в цифрах не сходилось.
– Не может быть. Уровень смертности в восемнадцатом…
– Был намного ниже, это правда. Это одно из отличий нынешней чумы. А когда начали поступать выжившие, мы обнаружили и другие отличия.
Замолчав, Мартин кивнул на ряды полузакрытых камер вдоль стены обеденного зала. Люди в них казались здоровыми, но большинство жались друг к другу, не глядя наружу. Что-то в них было очень неправильное, хоть Кейт и не могла определить, что именно. Она сделала шаг в их сторону.
– Не приближайся к ним, – поймал ее за руку Мартин. – Похоже, эти уцелевшие значительно… деградировали. Словно все связи у них в мозгах перепутались. У одних хуже, у других лучше, но это регрессивное состояние.
– Такое случается со всеми выжившими?
– Нет. Такого рода вырождение переживает примерно половина.
– А вторая? – Кейт почти страшилась ответа.
– Следуй за мной.
Мартин быстро переговорил с охранником в другом конце зала, и, когда тот отступил в сторону, они прошли в обеденный зал поменьше. Окна здесь были забиты досками, и все помещение до последнего дюйма было разгорожено на большие камеры, кроме узкого прохода посередине.
Мартин остановился.
– Вот
В тесном помещении содержали, должно быть, сотню выживших, но царила гробовая тишина. Никто не шевелился. Каждый из них стоял, устремив на Кейт и Мартина холодный, бесстрастный взгляд.
– Никаких существенных физических перемен не наблюдается, – продолжал Мартин вполголоса. – Во всяком случае, мы их не выявили. Но изменение связей мозга они тоже претерпевают. Они становятся умнее. Как и при деградации, результаты варьируются, но некоторые индивидуумы демонстрируют способности к решению логических задач, выходящие за всякие рамки. Некоторые становятся чуть сильнее. И еще один эффект: сочувствие и милосердие будто угасают. Опять же, степень варьируется, но все выжившие вроде бы претерпевают коллапс социализации.
В этот момент, как по команде, толпы по обе стороны комнаты расступились, открывая взору бурые надписи на стенах позади них. Они начертали их собственной кровью.
Орхидее не остановить Дарвина.
Орхидее не остановить Эволюцию.
Орхидее не остановить Чуму.
На другой стороне комнаты было написано:
Чума Атлантиды = Эволюция = Участь человечества.
В следующей камере надпись гласила:
Эволюция неизбежна.
Только дураки сражаются с судьбой.
– Мы не просто сражаемся с чумой, – прошептал Мартин. – Мы сражаемся с выжившими, не желающими исцеляться, расценивающими это как следующий шаг человечества или начало с чистого листа.
Кейт просто стояла, не зная, что сказать.
Развернувшись, Мартин повел ее прочь из комнаты, обратно в главный зал больницы, а оттуда через другой выход в помещение, вероятно ранее служившее кухней, но теперь превращенное в лабораторию. Полдюжины ученых, сидя на табуретах, работали с аппаратурой, установленной на стальных столах. Все они, подняв головы, посмотрели на Кейт, один за другим прервали работу и принялись глазеть, переговариваясь вполголоса. Приобняв ее, Мартин бросил через плечо: «Продолжайте» – и торопливо повел Кейт дальше через кухню. В тесном коридорчике за кухней он внезапно остановился перед очередной дверью, набрал на небольшом пульте код, и дверь с шипением распахнулась. Они ступили внутрь, и, как только проем за ними закрылся, Мартин протянул руку:
– Образец.
Кейт нашарила в кармане пластиковую пробирку. Он открыл ей только половину правды – ровно столько, сколько требовалось, чтобы получить желаемое. Женщина качнулась на пятках назад.
– А почему на этот раз воздействие чумы отличается? Почему не происходит то же, что в восемнадцатом году?
Сделав несколько шагов в сторону, Мартин рухнул в кресло перед ветхим деревянным столом. Должно быть, здесь располагался кабинет администратора ресторана. Из окна открывался вид на двор. Стол был уставлен незнакомым оборудованием. На стене висели шесть больших компьютерных дисплеев, которые отображали карты, графики и бесконечно бегущие текстовые строки, будто биржевые тикеры.