Чума Мидаса

Пол Фредерик

– По-моему, вы из тех людей, которые умеют думать, Мори, – сказала она. – Мне нравятся такие люди, с ними приятно разговаривать. А то я совсем потеряла всякое терпение с этими тупицами, которые днем работают до упаду, а вечером едят и едят, потребляют и потребляют, как сумасшедшие, и откуда они только берутся такие? Правильно, я вижу, вы все понимаете. Каждый псих, едва родившись, уже несется потреблять, и потребляет, пока его – хрясь! – не похоронят. И кто в этом виноват, если не роботы?

По поверхности расслабленного умиротворения пробежала рябь беспокойства:

– Тэн, –

проворчал Хауленд, – может, Мори не интересуется политикой.

Политика, подумал Мори, ладно, пусть будет политика. У него кружилась голова. Слушая эту женщину, он чувствовал себя словно шарик в игральном автомате, который он испытывал сегодня утром. И еще неизвестно, сколько углов, столбов и поворотов ждут его впереди.

Он сказал почти искренне:

– Нет, пожалуйста, продолжайте, миссис Байглоу. Мне очень интересно.

Она улыбнулась, но затем вдруг нахмурилась. Мори напрягся, но почти сразу сообразил, что вовсе не он причина этой метаморфозы.

– Роботы! – громко прошипела Тэнквилл. – Вы думаете, это они работают на нас?! Ха! Это мы их слуги, это мы работаем на них – каждую секунду каждого дня нашей жалкой жизни! Люди – рабы! Мори! Хотите присоединиться к нам и стать свободным?

Мори прикрылся бокалом и сделал свободной рукой выразительный жест. При желании его можно было расшифровать двояко, но женщину это, кажется, удовлетворило. Она заговорила обвиняющим тоном:

– Знаете ли вы, что больше трех четвертей населения в этой стране за последние пять с половиной лет получили нервные расстройства? Что больше половины находятся на постоянном учете у психиатров по поводу психозов? И это не считая неврозов, которые есть и у моего мужа, и у Хауленда, да и у вас, уверяю. Можете мне поверить, у меня они тоже есть. Так вы знаете это? Знаете, что минимум сорок процентов населения подвержены маниакальной депрессии, тридцать один – шизофрении, что у тридцати восьми процентов психические расстройства имеют комбинированный характер, а у двадцати четырех…

– Остановись на минутку, Тэн, – прервал ее Хауленд. – Слишком ты сыплешь процентами. Начни снова.

– Ах, да провались все оно к дьяволу, – грустно сказала женщина. Был бы тут мой муж, он гораздо лучше меня это излагает… – Она залпом выпила половину стакана. – Пока вы еще не совсем окосели, – неприятным тоном обратилась она к Мори, – как насчет еще одного круга, на сей раз в счет моей потребительской книжки?

Мори согласно кивнул. В его ситуации это было проще всего. Выпив, он сделал еще один заказ – снова на книжку Хауленда.

Насколько он мог судить, Тэнквилл Байглоу, ее муж и, вполне возможно, Хауленд принадлежали к некоей антироботной группе. Мори слышал о таких; они имели полулегальный статус, не одобрялись, но и не запрещались. Но сам он никогда прежде с ними не сталкивался. Вспомнив вдруг ненависть, которую он так мучительно переживал на сеансе психодрамы, Мори озабоченно подумал, что, быть может, он тоже принадлежит к таким людям – по духу. Другое дело, что, насколько он помнил, ни в какой организации он не состоял.

Наконец, Тэнквилл

надоело объяснять про проценты, и она отправилась искать своего мужа, а Мори и Хауленд, заказав по новой порции виски, затеяли обычную перебранку двух пьяниц о том, кто заказывает следующий круг. Каждый пытался предложить свою книжку, но потом Мори, в очередной раз, вспомнил, что своей книжки у него при себе нет, и подумал, что Хауленд наверняка получит кредит по спиртному, если учесть, сколько Мори выпил сегодня по его квоте.

Потом вернулась Тэнквилл Байглоу, и с нею был тот самый великан, с которым Мори уже встречался в компании Сэма-фальшивомонетчика и предводителя всех прохвостов в Старом городе.

– Ха, тесен мир, верно!? – прогудел Уолтер Байглоу, в меру сжимая руку Мори в своей лапище. – Да, сэр, моя жена сказала мне, что вы интересуетесь философскими основами нашего движения. Я с удовольствием обсудил бы их с вами. Для начала, сэр, ответьте, размышляли ли вы когда-нибудь над принципом Двойственности?

– Как? – переспросил Мори.

– Ничего страшного, – сказал Байглоу учтиво. Он прочистил горло и продекламировал:

В далеком Китае сие родилось,Ярче солнечной вспышки в небе зажглось,И закружилось в душе человечьейИстины вихрем суровым и вечнымЯнь иИнь.

– Это только первый станс, – он пожал плечами. – Правда, может быть, вы их знаете?

– Нет, – сказал Мори.

– Тогда – второй станс, – решительно объявил Байглоу.

Гегель видел все отлично;Кое-какер Карл Маркс,Оседлав чужие плечи,ВзялИ вывернул вверх дном:ИньИ янь.

Воцарилась выжидательная пауза.

– М-да, – сказал Мори.

– Ах, правда, как здорово это все объясняет? – требовательно спросила Тэнквилл. – О, если б только другие могли видеть это так же ясно, как я! Опасность в роботах и спасение в роботах! Голод и пресыщение! Везде Двойственность, везде!

Байглоу похлопал Мори по плечу.

– Следующий станс объяснит еще лучше, – сказал он. – Это потому, что он глубже, понимаете? Между прочим, там больше Хауленда, чем меня. Он помогал мне с поэзией. – Мори бросил взгляд, но Хауленд прочно смотрел в сторону. – Третий станс, – объявил Байглоу. – Слушайте внимательно, он длинный.

Справедливость – тех невидимых весовМера;Одна чаша – вниз, другаяВверх.

– Хауленд, – прервал он себя, – дружище, я верно передаю ритм? А то я всегда на этом месте спотыкаюсь. Ну ладно, поехали дальше…