Чума заклинаний
Шрифт:
Фостер улыбнулся. Колдун знал, что капитана ни капли не беспокоит безопасность существ под, над или за морем, но ему нравилось, куда клонит Яфет. Сам Яфет был удивлён, выражая своё беспокойство. Должно быть, в нём говорили остатки пыльцы путешественников.
С другой стороны, если Сердце Снов действительно такой могущественный артефакт, как описывает Ногах, кракену его оставлять нельзя. Как и безумной жрице кво-тоа, если подумать. С другой стороны, лорд Мархана тоже станет плохим выбором. Когда дело касалось злых артефактов, хорошего выбора не существовало.
Серена поняла, что Фостер, Ногах и Яфет
– Я отказываюсь быть частью этого. Я не...
– Ну и ладно!
– взорвался Фостер.
– Мы продолжим втроём. Иди своей дорогой. Для чётного числа мы найдём кого-то другого. Но ты отмечена, Серена. Теперь великий кракен знает тебя. Если мы потерпим неудачу, Гефсимет рано или поздно найдёт тебя, без друзей и в одиночестве, и отомстит.
Лицо боевой волшебницы покраснело, пока она пыталась придумать отповедь.
Фостер не дал ей шанса ответить; он посмотрел на Ногах и спросил уже спокойным голосом:
– Ну так где находится Гефсимет?
Ногах покачала своим посохом. Она облизала длинным языком губы и объявила:
– Фостер, ты сам не знаешь, насколько был прав. Ты сказал, что великий кракен отправил нам послание с помощью этой атаки. Я согласна. Он сообщил нам, что боится поражения. Более того, он также сообщил, где начинать его поиски.
– Разве?
– Кво-тоа, которых он использовал для нападения — они не из Оллета, как я сначала подумала. Они несли племенные знаки единственной другой колонии в море Павших Звёзд.
– Здорово, что ты заметила, - капитан кивнул.
– Где эта колония?
– Эти кво-тоа несли знаки тех, кто обитает в Тауниссике.
Капитан поднял брови и махнул рукой, предлагая Ногах продолжить.
– Несмотря на всё твоё знание моря, я бы удивилась, знай ты о Тауниссике. Это неудачная колония. Шесть лет назад несколько сотен обездоленных кво-тоа покинули Оллет. Они были частью подсекты, заповеди которой требовали постоянно расширять территорию кво-тоа. Поэтому они покинули Оллет, чтобы основать лагерь на глубоком атолле. Тауниссик, как называли его старые записи моркотов, отличается значительными зарослями кораллов на затонувшей горе. Шло время, а вестей о прогрессе колонии не было. В Оллете мы считали их погибшими. Очевидно, мы ошибались; Гефсимет нашёл колонию. И поработил колонистов.
Капитан хлопнул в ладоши.
– Прекрасно! Нам предстоит ещё одно путешествие! Назад на корабль. Курс на Тауниссик! Ногах будет нашим проводником.
Серена нахмурилась, но не стала перечить капитану.
Яфет заметил:
– Я плохой пловец. Какая часть этой колонии расположена под водой?
– Не беспокойся, человек, - сказала Ногах.
– У меня есть эликсир, который сбережёт тебя и женщину, если придётся спускаться под волны.
– А что насчёт него?
– спросил Яфет, указывая на капитана, повернувшегося спиной, чтобы подобрать слетевшую в бою шляпу.
Ногах пожала плечами.
– Фостеру эликсир не нужен.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Год
К западу от Натлана
Пища не касалась губ Рейдона Кейна. Иногда он отпивал из бурдюка. Его глаза были открыты, но смотрел он вовнутрь. Память превратилась в театр, извергающий его прошлое. Он заново переживал все события, в которых присутствовала Эйлин. Рейдон был хозяином собственного разума, и его воспоминания длились долго.
На второй день в глазах заблестели, а потом потекли по щекам слёзы. Рейдон почувствовал вкус соли.
На третий день он вздохнул. Он сунул руку в сумку и достал рацион из сухих фиников, миндаля и яблок. Он откусил. Позднее он съел целый кусок, а потом ещё один.
На четвёртый день Рейдон поднялся на ноги, опираясь на огромный грязный булыжник. Боль пронзила суставы. К физической боли он привык. Другие могли бы принять боль за признак собственной несостоятельности. Рейдон решил считать уколы и долгие приступы ноющей боли доказательством продолжающегося существования. Его боль была связью с прошлым, которую невозможно отрицать. Боль успокаивала его и сохраняла рассудок, пока воспоминания об Эйлин, приносящей ему цветок нарцисса, Эйлин, получающей золотую кормирскую монету из его рук, Эйлин, разыскивающей его во время игры в прятки... пока эти и другие мучительные образы угрожали снова расколоть его надвое.
Гора на горизонте упрямо висела в воздухе, отрицая законы природы и даже, возможно, волю самого Сильвануса... если тот уцелел. Как утверждал говорящий из ниоткуда голем, даже среди богов сейчас царит беспорядок, ведь их уютные царства трещат и рушатся, уступая место новому равновесию.
Рейдон потёр подбородок, удивляясь, почему разумная сущность не попыталась возобновить разговор. Если голем был заточён в экстрапланарном подземелье, ему наверняка одиноко. С другой стороны, он не был живым — это был волшебный конструкт. Может быть, концепции вроде одиночества не имели для него смысла.
Хриплым от долгого молчания голосом Рейдон произнёс в воздух:
– Путеводная Звезда, ты здесь?
– Конечно, Рейдон, - сразу же раздался ответ.
Монах сказал:
– Я рад. Похоже, без меня мир продолжил своё движение. Весь мир, кроме тебя.
– Я никогда не был частью мира, Рейдон, по крайней мере до твоего пробуждения. Я готовил себя к долгим десятилетиям тьмы. Потом из пустоты засиял свет, когда ты впервые призвал силу своего Символа, и я понял, что ещё не потерян. Осмелюсь предположить, что из нас двоих я чувствую большую радость.
Рейдон кивнул. Похоже, конструкт всё-таки способен чувствовать нечто вроде одиночества. Но мог ли он чувствовать потерю? Когда голем вспоминал прошлых знакомых, ныне погибших, излучала ли полость у него в груди волну отчаяния, грозящего мысленным опустошением? Монах не осмелился отвечать, боясь, что его голос дрогнет.
Спустя несколько мгновений Путеводная Звезда спросил:
– Что ты предлагаешь, Рейдон?
– Я знаю только одно, голем: я голоден. Мне нужна еда.
– А после того, как найдёшь пропитание? Что будешь делать?