Чумная экспедиция (Сыск во время чумы)
Шрифт:
– Затеете дерматься, а он тут же шум подымет, - быстро встав между Федькой и его противником, продолжал Демка.
– А за стеной - трущей с трущовками до черта… Вон Скес вершал…
– Скес!
– крикнул здоровенный мортус.
– Что трущи?
Рыжий парнишка, все еще сидевший на валганге - коли встать, земляная стена окажется по пояс, а сидя, превосходно можно видеть окрестности сквозь кусты, оставаясь незамеченным, выглянул. Увидел преображенцев, увидел и Левушку, гарцующего впереди.
– Не ухляют!
Колонна, присутствие которой так
Наконец Архаров подошел к лошади, взял у Левушки повод и сел в седло. Потом повернулся к бастиону. Он знал, что изнутри за ним сейчас следят, - видел парнишку на валганге. И показал туго сложенный кулак - что вполне заменило длинную речь и даже подписанный графом Орловым указ.
– Кулаком грозится, паскуда, - сообщил мортусам дозорный парнишка.
– Не ухряют?
– спросил Тимофей.
– Не-е, ждут…
– Навел бас хрущей на наш хаз… - проворчал Федькин противник, но более ничего затевать не стал.
Возможно, еще и потому, что рядом с Федькой был вооруженный крюком Тимофей, свой же крюк здоровенный мортус оставил прислоненным к стене барака. Да и шустрый Демка явно был на стороне Федьки.
– Иван Данилыч, чего тут лавизиться. Прихляли - да и ухляли, - миролюбиво сказал Тимофей.
– Пошли, Федя. Побряли, выезжать пора.
– Побряить - тут бас севроха, - неодобрительно заметил гнусавый Иван Данилыч, до конца показывая, что на чумном бастионе он за главного и последнее слово лкажется за ним. Тимофей не возражал - склока среди мортусов не была нужна решительно никому.
Федька под своим дегтярным колпаком тяжко вздохнул.
– Вот ведь навязался на мою голову… - пробормотал он.
– Почем я знаю, кто там в кустах пробирался?
Тимофей покивал.
– Кулаками махать он горазд, - сказал, вроде ни к кому не обращаясь.
– Что, Демка, новокупка наша сено проела?
И пошел к фуре, подтолкнув Федьку и следя, чтобы шалый товарищ шел впереди него, никуда не сворачивая.
Тот брел, понурившись.
– Не спи - кляп отморозишь, - подбодрил его Демка и, следуя за Тимофеем, обернулся через плечо.
Вроде бы каждый из мортусов уже занялся своим делом. Опасность миновала.
Совесть Архарова была нечиста.
Что-то он на чумном бастионе сделал не так, не те слова сказал.
Обычно ему было легче объясняться с низшими по званию, чем с начальством. Низших он видел детьми, которым все нужно объяснять с предельной простотой. И он умел всякую мысль до них донести - иное дело, что и мысли в гвардейской службе тоже сложностью не отличались.
Ему казалось, что точно так же он
– Грешен, каюсь! Кабы я не покрывал мерзавцев - и дворец остался бы цел, и люди не бы пострадали. Так что звать их - Ивашка Иванов, Петрушка Петров и Сидорка Сидоров, живут там-то и там-то!
Конечно, не с солдатской бодростью - но по сути примерно так должен был ответить Федька на упрек. Но он ершился, ерепенился, не хотел показаться слабым перед арестантской братией.
Но точно ли он знал поджигателей?
В этом Архаров уже не был совершенно уверен. Хотя, если бы заново переживать это утро, - Архаров точно так же отправился бы безоружный к мортусам (без шпаги он чувствовал себя вольготнее - а кулаки всегда были при нем), вот только сказал бы Федьке иначе… а как - иначе?…
Запоздало сочиняя речь, обращаемую к незримому мортусу, Архаров ехал во главе колонны, и ветер, налетев, прилепил ему к мундиру влажный и золотой кленовый листок - наподобие ордена. Тот же ветер заставил Левушку, на правах приятеля ехавшего рядом, зашевелить ноздрями.
Пахло пожаром.
Не то чтобы Левушка имел изощренный нюх, способный отличать дым навозного костра от дыма горящего здания - а просто общее тревожное состояние передалось и ему, и он уже отовсюду ждал каверзы, и потому приподнялся в стременах, чтобы заглянуть через забор.
Двор, который он увидел, был пуст, но по другую его сторону, уже за другим забором, горел дом, и пламя уже лезло из окон.
– Николаша, там пожар, - сказал он Архарову.
– Возьми солдат, поезжай, взгляни, - велел Архаров.
Дом мог гореть по двум причинам. Или же стали наконец, в соответствии с приказом графа Орлова, жечь пустые выморочные дома, чтобы огнем истребить засевшую в них заразу, или же его подожгли, чтобы удобнее ограбить - такое случалось частенько. В первом случае Левушка увидел бы на улице у дома гарнизонных солдат с офицером, во втором - шайку грабителей.
– Слушаюсь!
– с тем Левушка, кликнув двух конных преображенцев, Басевича и Шанского, поскакал вдоль забора, завернул за угол и переулком выехал на улочку, фасадом к которой стоял горящий дом. Именно фасадом, что для Москвы, прятавшей жилые дома в глубине двора, за деревянным забором у простого человека или за кованой чугунной решеткой у человека именитого, было пока еще редким явлением.
Выехав, Левушка увидел такую картину.
Поодаль стояла толпа соседей - и это само по себе было неожиданно: москвичи, не понимая толком, как передается зараза, вняли гласу рассудка и в кучи старались не сбиваться. Тут же любопытство, видать, оказалось сильнее осторожности. А возле дома суетились несколько мужчин - совершенно не похожих на гарнизонных солдат. Вместо того, чтобы или тушить пожар, или просто наблюдать за ним, они старательно закладывали дверь и окна чем Бог послал - сломанными скамейками, досками, дверь даже приперли тачкой.