Чумные истории
Шрифт:
Король кивнул в знак согласия:
— Как пожелаешь, лекарь. Но должен предупредить: я люблю устраивать браки. Если не поторопишься, то я пристрою всех красавиц и придется тебе выбирать среди беззубых старух!
Наконец утомившись от своих шуток и насмеявшись вдоволь, его величество посмотрел на врача и заключил:
— Стало быть, главное мы решили. Поезжай когда хочешь. Даю тебе мое позволение и благословение. Сам я отправляюсь в Лондон, и, думаю, скоро в Виндзоре будет пусто. — Он сделал жест, отпуская Алехандро: — Ступай с Богом, доктор Эрнандес.
До
— Чума унесла стольких, что теперь ему придется перестраивать всю верхушку армии, — сказала фрейлина Алехандро, приехавшему на следующий день. — И не только армии. Нет его советников, и их тоже нужно кем-то теперь заменить. В Лондоне его сейчас с надеждой и страхом ждут те, кому предстоит возвыситься. Не завидую я королю: ему сейчас придется с головой окунуться в государственные дела.
Алехандро, поглощенному своими заботами, все это казалось не более чем глупостью. Подобные вещи никогда не представлялись ему важными. И он еще не успел почувствовать никаких преимуществ своего новообретенного положения при дворе. Когда он наконец решил рассказать об этом Адели, та, к его изумлению, упала на колени и принялась молиться.
— Милая, в чем дело? Неужели для тебя титул важнее меня?
— Алехандро! Как ты можешь быть так глуп! А я еще глупее, коли выбрала тебя. Разве ты не понимаешь, что это означает? Когда ты будешь посвящен в рыцари, ты станешь английским лордом, несмотря даже на испанское происхождение. Любовь моя, мы сможем обвенчаться!
Вскоре он обо всем забыл, предаваясь счастливому времяпровождению вдвоем с Аделью, мечтая об их будущем семейном счастье, и хотя каждый следующий день был длиннее предыдущего, три недели, отведенные Изабеллой фрейлине на устройство домашних дел, пролетели слишком быстро. Алехандро не успел даже за это время съездить к матушке Саре, чтобы пополнить запас ее удивительных снадобий, увлеченный куда более приятными занятиями. Совсем скоро он получит во владение земли, которыми нужно будет как-то управлять, так что пока молодой человек присматривался к действиям Адель, мотая себе на ус, как следует себя вести хозяину.
В последний день Адель сказала ему:
— Я улучу благоприятный момент и с глазу на глаз поговорю с Изабеллой о нашей помолвке. Просить у короля моей руки будешь ты, но, умоляю, не заговаривай с ним об этом, пока Изабелла не пообещает нам своей поддержки. Союз с ней нам будет лишь на пользу.
— Теперь я жалею, что был с ней слишком строг, — признался Алехандро.
— Она так занята, что едва ли об этом вспомнит.
Алехандро же, припомнив угрозы Изабеллы, подумал, что сам едва ли разделяет столь безоглядную веру в благородство ее высочества.
— Будем надеяться, ты окажешься права, — не слишком уверенно сказал он.
Они стояли во дворе, готовые к отъезду, и весенний воздух благоухал соснами и цветами. Легкий ветерок играл выбившейся прядью
— Я не смогу думать ни о чем, кроме тебя, пока ты не окажешься снова в моих объятиях, — тихо проговорил он.
Но он не взялся тотчас за выполнение своей задачи и не занялся сбором трав. Не вернулся он и к сросшимся дубам, чтобы найти за ними тропинку к матушке Саре, хотя в глубине души знал, что это было намного важнее того дела, ради которого он отправился в путь.
Нахлестывая коня, несшего его вперед по весенним грязным дорогам, Алехандро их клял почти так же, как сделал бы это настоящий Эдуардо Эрнандес. И страшно обрадовался, когда, несмотря на распутицу, все же обнаружил дорогу, которая ему была нужна и вела туда, где он был всего лишь однажды.
После нелегкой скачки, усталый, он наконец увидел то, что хотел. Его взгляду открылась крохотная церквушка, где он остановился вместе с Кэт и Аделью по пути в Виндзор. Алехандро дернул за шнур колокольчика у входной двери и с нетерпением ждал, пока ему откроют, рассеянно глядя на носки своих башмаков. Сердце его переполнялось то радостью, то отчаянием. Ему доводилось слышать о евреях, кто в надежде облегчить или продлить свою жизнь отказывался от веры отцов. Он всегда презирал их за слабость. Теперь, готовый сделать то же самое, он больше не думал с гневом о них, и сердце его смягчилось, ибо он уже понимал, что есть на свете такие причины, которые могут заставить человека забыть свое имя и отказаться от прошлого.
Однако его жег стыд, и он думал о том человеке во Франции, который погиб на костре, привязанный к позорному столбу, избавленный от мучительной смерти меткой стрелой солдата-христианина. Вспомнил он также и подозрительный взгляд, которым наградил его после этого печального происшествия грубоватый капитан конвоя. «Если бы он знал про убийство лживого кардинала, то это моей душе пришлось бы тогда гореть в земном аду», — подумал Алехандро.
Похоже, ему на роду было написано никогда не испытывать полного удовлетворения жизнью, о чем он сокрушенно сейчас размышлял. Он знал, что, какой бы путь отныне ни выбрал, ему в любом случае придется что-то скрывать и о чем-то жалеть. «В конце концов, — решил он, — их Иисус был всего лишь отступником иудеем, таким же, как и я».
Не успел он додумать эту мысль до конца, как дверь перед ним распахнулась и на пороге появился тот же самый монах, которому исповедовалась Адель. Свеча, горевшая у него в руке, от легкого сквозняка заколебалась, отчего на его суровом лице легли странные жутковатые тени.
— Слушаю тебя, сын мой, — медленно проговорил монах, пристально изучая его лицо.
— Меня зовут Алехандро Эрнандес. Я варвар из Арагона, и мне нужны ваши наставления.
Два дня спустя, направляясь в Виндзор, он без конца повторял про себя строгие наставления, полученные от монаха. С тех пор как начался мор, в монастырь так редко заглядывал случайный путник, нуждавшийся в утешении или вразумлении, что священник на радостях немного переусердствовал.