Чушь собачья (сборник)
Шрифт:
– Ты живая? – прошептала я то ли себе, то ли Маринке.
– Ага, а ты? – так же шепотом ответила мне Маринка.
– Кажется, – сказала я и пошевелила руками и ногами. Вроде все было на месте. И голова, кстати, тоже, что было немаловажно. Только затылок болел. Наверное, я ударилась обо что-то и сама не заметила этого.
Повертев головой, я убедилась, что и шея работает, и, вообще, все не так уж плохо, как могло показаться или оказаться при любом другом раскладе.
Откуда-то со стороны и сверху
– Ой, – прошептала Маринка и завозилась на своем сиденье.
– Что? – крикнула я, всматриваясь в нее.
– «КамАЗ», – ответила мне Маринка.
– Бежим! – крикнула я и задергала ручку своей двери. Дернула я два или три раза, больше не потребовалось, потому что ручка отвалилась.
– Открывай дверь, моя сломалась! – крикнула я Маринке.
– У меня заело! – ответила Маринка, толкая свою дверь плечом.
Я прокрутила в голове ее слова и, повернувшись, стала перелезать назад. Я подумала, что, возможно, задние двери или хотя бы одна из них может открыться.
– Подожди, – крикнула Маринка.
– Ну, что еще?! – рявкнула я в ответ.
– Перелезем через перед! – выпалила Маринка странную фразу, и я сперва подумала, что у нее «крыша» съехала, но потом посмотрела туда, куда она показывала. А ведь верно: лобовое стекло было все в сетке трещин и трещинок. Оно одной своей стороной вышло из пазов, а с другой стороны наверняка держалось только на честном слове и по привычке.
Я вернулась на место и осторожно одним пальцем дотронулась до стекла. Оно закачалось.
– Взорвемся! Давай быстрей! – крикнула Маринка и, схватив свою сумочку, ударила по стеклу со всего размаха.
Стекло, издав даже не «бзынь», а какое-то «ух», качнулось еще раз и медленно-медленно, как при замедленной съемке, осыпалось внутрь машины.
– Вперед! – скомандовала я, схватила свою сумку, бросила ее на панель, покрытую мелким стеклом, и облокотилась на сумку локтем. Между прочим, вот эта мелочь служит доказательством того, что я не потеряла голову и соображала четко и правильно!
Очень осторожно я вылезла на перемятый капот, который даже не узнала с первого взгляда, и, присев на его край, осторожно сползла на землю. Было уже совсем темно, фонарей в этом районе отродясь не водилось, луна тоже не светила, так что темень была еще та.
– Скоро ты там? – крикнула я Маринке.
– Сейчас, я, кажется, застряла, – ответила эта швабра и, кряхтя и охая, потащилась наружу.
В это время сверху, с того места, где стоял «КамАЗ», потушивший фары ради лучшего обзора, послышался звук выстрела.
Маринка, ойкнув, выпрыгнула наружу и, еще раз ойкнув, приземлилась рядом со мною, пардон, на задницу.
– Больно, блин! – возвестила она о своей удачной посадке, и я, подбежав к ней, дернула ее за руку – бежим!
– Подожди,
Послышался второй выстрел, я дернула Маринку за локоть, она схватила свою сумку и, зашатавшись, едва не упала.
– Что с тобой? – испугавшись, крикнула я. – Ты ранена?
– Ничего! Дергать не надо! – огрызнулась она.
Я еле сдержалась, и, подхватив свою сумку – все-таки Маринкин маневр напомнил мне, что у меня здесь тоже есть вещички, – я, крепко зажав Маринкину руку, бросилась вперед в темноту.
Маринка не отставала, но трасса под ногами была до жути пересеченная, и, пару раз споткнувшись, мы остановились, тяжело дыша и прижавшись друг к другу.
Моя «Лада» стояла темным пятном метрах в десяти-пятнадцати, уткнувшись носом в кучу кирпича.
«КамАЗ» на возвышенности снова зарычал и зажег свои габаритные огни. Маринка прижалась ко мне. Но «КамАЗ», рыкнув и пукнув несколько раз, подался назад и уехал.
– Свалил, что ли? – прошептала Маринка.
– Нас свалил, а сам куда поехал, не знаю, – ответила я.
– А почему твоя «Лада» не взрывается? – спросила Маринка. – Что это она?
– Ну откуда я знаю? – меня, как всегда, уже начали раздражать бестолковые Маринкины вопросы. «Почему «Лада» не взрывается?» Да не хочет, потому и не взрывается! Что она, «Кадиллак», что ли, из американского кретинистического боевика? Нормальная машина, вот и ведет себя по-нормальному. «Почему не взрывается?» Да потому что!
Я снова взяла Маринку за руку и потащила вперед, то есть назад, подальше от «Лады». Вокруг было темно, но не настолько, чтобы не видеть, что находится впереди нас, хотя бы на несколько шагов.
Поспотыкавшись еще с полчаса, мы наконец-то выбрели на грунтовую дорогу.
– Куда нам, – подумала я вслух, – налево или направо? Я совсем не ориентируюсь.
– Ой, да пошли отсюда быстрее хоть куда-нибудь, – вскричала Маринка, – а то он догадается и подкатит сюда. Вот тут-то мы и озябнем!
– Этот придурок на «КамАЗе» подкатит? – спросила я.
– Нет, Карлсон с вареньем! – огрызнулась Маринка. – А я и не поняла, что мы тут просто гуляем.
Я промолчала и пошла вперед по дороге или назад – не знаю. Одним словом, ни я, ни Маринка не знали, куда мы шли, но ведь нужно же было куда-то идти. Маринке ничего не оставалось, как, ворча, следовать за мною.
Я шла уверенно и напряженно, и не потому, что знала, куда нужно идти, а потому, что не могла стоять на месте. Однако я и шла, и прислушивалась. Вокруг было тихо. Только звуки наших шагов нарушали эту неестественную тишину. Мы были на окраине города, и здесь все было не так, как в городе: и ночь не такая, а слишком темная, и тишина слишком тихая.