Чувства
Шрифт:
«Даже Маргариту Терентьевну потянуло на лирику», – подумал Игорь Александрович.
Кстати, Марго эти мысли прочитала, хоть ей и было запрещено.
Девушка продолжала свой путь, а Игорь Александрович всё смотрел на неё, изучая самым тщательным образом. Вдруг он резко выпрямился, ещё раз взглянул на экран и произнёс:
– Любовные переживания, говорите? Ничего подобного! Феромоновыми страданиями сегодня никого не удивишь. Таких ингредиентов сплошь и рядом сколько угодно. Здесь мы имеем дело с настоящим деликатесом: вызревает чистая, незамутнённая, всепоглощающая ненависть. Редкое чувство. Под силу далеко не каждому. От любви до ненависти на самом деле не один шаг, между ними – целая пропасть. Люди в своём большинстве слабы, могут испытывать в лучшем случае неприязнь, раздражение,
– Вот как? Это милое существо способно на такие подвиги?
– Ещё как! Давненько я подобного потенциала не встречал. Какое же блюдо нам сделать из неё? Вывести из равновесия? Посмотреть, что ещё выдержит? Похоже, с неё можно эксклюзивный выброс снять. А может быть… Завалялся где-то у меня один специфический заказик, кажется, № 8887/22. Не делали мы такого никогда…
Игорь Александрович продолжал задумчиво смотреть в монитор.
– Может, ты бы и подошла. Может быть, может быть… Хотя что-то я здесь не пойму… – так рассуждал он вслух, совершенно забыв о присутствии Марго. Было видно, что он не на шутку взволнован и растерян одновременно.
Потом он отвлёкся от своих размышлений и попросил:
– Маргарита Терентьевна, голубушка, а найдите-ка нам раздражителя!
На тот момент ответ уже был готов, так как программа работала и выдавала результаты очень быстро.
– Вы не поверите, коллега, случай действительно уникальный. Нам и делать ничего не придётся, всё само собой происходит, без нашего вмешательства. Раздражителей и так предостаточно, отборных, первосортных. Нам с вами остаётся только наблюдать. Главное – не пропустить кульминацию, – отчеканила секретарша.
– Вот и отлично. Давайте тогда отмотаем ленту событий на несколько лет назад, чтобы не было для нас никаких неожиданностей в поведении этой чудной особы.
Сказано – сделано, они принялись за работу. И вот что они выяснили про свою героиню.
Глава 2
В жизни Даши Рогачёвой было два счастливых периода: с младенчества до пяти лет, а потом – с восьми до шестнадцати. Пока Даша была совсем маленькой, мама и папа пили не очень сильно, когда девочка училась в старших классах, её мама отбывала срок за убийство папы, а бабушка была ещё жива. А вот после смерти бабушки и выхода на свободу мамы Даше пришлось по-настоящему туго.
Рогачёвы жили в годы перестройки. Так же, как и большинство советских семей, они пытались выжить. Папу – весельчака и затейника Шуру Рогачёва – выкинули вместе с сотней его товарищей с мебельной фабрики, где он несколько лет проработал мастером в цехе обивки. Мама – полненькая, аппетитная хохотушка Рая Рогачёва – по-прежнему трудилась нянечкой в детском саду, но её скромной зарплаты хватало только на приобретение самогонки неизвестного происхождения, которой торговали в привокзальном киоске провинциального российского городка. А без самогонки было никак: Шура Рогачёв не мог смотреть трезвыми глазами на окружавшую его печальную перестроечную действительность. Жена ходила в жалких обносках, за квартиру было не плачено уже семь месяцев, дочурка Дашка забыла о том, что такое конфеты.
Шура начинал пить с обеда. К этому времени он успевал проснуться, позавтракать чем Бог послал (а Бог посылал через Раю в стеклянных баночках из-под майонеза остатки детских обедов и ужинов из садика) и сходить на привокзальную площадь, где знакомая ларёчница отпускала самогон в долг, до получки. Получка тоже была у Раисы. Пособие по безработице Шура перестал получать уже давно. В их моногороде найти работу было практически невозможно, поэтому Рогачёв перебивался случайными заказами, он ремонтировал старую бытовую технику: телевизоры, холодильники, стиральные машины. Руки у него были золотые. Но вот беда, его клиентура могла, как правило, рассчитываться с ним только в натуральном виде. Чаще всего – всё тем же самогоном. Такая форма расчётов негативно отражалась на производительности и качестве труда Шуры. К приходу жены
Через пару часов после начала супружеского застолья Шура брался за баян и услаждал семью и соседей отборными частушками, в которых на одно понятное для Даши слово приходилось три непонятных. Потом наступала десятиминутка перебранок: Шура и Рая громко, но не очень связно излагали конкретные претензии друг к другу и провозглашали абстрактные проклятия окружающей их действительности. Выброс эмоций действовал на супругов умиротворяюще: слегка покачиваясь, они отправлялись в комнату, задёргивали занавеску и укладывались на супружеское ложе. Несколько минут после этого Даша могла слышать мерный скрип полутораспальной кровати, после чего мама издавала протяжный грудной стон (этот звук давно перестал пугать девочку, она поняла, что с мамой ничего плохого не происходит). А спустя ещё пять минут комнату оглашал громкий папин храп. Даша самостоятельно убирала игрушки, раздевалась, чистила зубы и ложилась спать на раскладном кресле, стоявшем в углу комнаты под большим фикусом в просторной кадке.
Девчушку такая жизнь устраивала. Спокойный, размеренный ритм регулярно чередующихся событий соответствовал её флегматичному темпераменту. Конечно, ей не хватало сладкого, но для этого у неё была бабушка. Мамина мама жила в тридцати километрах от семьи Рогачёвых, в миллионном промышленном городе, столице суровой приуральской территории. Бабушка была человеком образованным: она трудилась в средней школе преподавателем русского языка и литературы, играла на фортепиано и знала огромное количество русских народных пословиц и поговорок. «Птицу видно по полёту, добра молодца по соплям, а тебя, Александр Игнатьевич, по перегару», – приветствовала она зятя, заходя в квартиру Рогачёвых во время своих ежемесячных визитов. На дочку Зинаида Викентьевна давно махнула рукой, зато во внучке души не чаяла. Привезённых бабушкой лакомств Даше хватало на целых две недели. После того как запас конфет, мармеладок и печенья заканчивался, девочка начинала считать дни до следующего визита бабы Зины.
Разрушающее воздействие низкосортного алкоголя на человеческую психику, к сожалению, процесс неизбежный. Со временем ритм жизни семьи Рогачёвых стал меняться. И перемены эти были не в лучшую сторону. Десятиминутные перебранки превратились в полчаса злобной ругани, а мерный скрип семейного ложа и тем более грудные мамины стоны стали большой редкостью.
– Да на такую потасканную корову, Рая, у сопляка шестнадцатилетнего не встанет. А я – человек, жизнью замученный, чё ты до меня довязалась?
– Ты, Шура, сам козёл, молью битый, тараканом обосранный. А замучила тебя не жизнь, а самогонка. Твой стручок даже на артистку Гундареву не встанет.
Оскорблённый столь низкой оценкой своих сексуальных возможностей (супруги обожали смотреть старые советские фильмы), Шура завёл обыкновение приводить домой днём, пока Раиса была занята воспитанием детсадовских детишек, пару вокзальных потаскух. Вокзал их городка был своеобразной перевалочной базой на маршруте мигрирующих проституток: те на зимнее время перебирались в большой город из окружающих его маленьких бесперспективных сёл, а летом возвращались домой – нужно было помогать родителям на огороде, участвовать в грибных и ягодных заготовках. Поэтому приманить пару смазливых шлюшек бутылью самогона и содержимым баночек из-под майонеза Шуре труда не составляло. Тем более что, несмотря на усиленное употребление некачественного алкоголя, он ещё сохранял остатки своих мужских способностей. Высокий и статный, он до сих пор притягивал к себе заинтересованные взгляды женщин.