Чувственная безмятежность
Шрифт:
Когда он открыл глаза, за окном уже было темно, и с улицы в номер влетали ненавистные звуки печатной машинки, которые так взбесили его вчера вечером. Валерий вышел на балкон и перегнулся через перила… И снова та же картина – элегантные дамские пальчики виртуозно выстукивают раздражающую мелодию на клавишах с буквами, затем резкое движение руки, каретка сдвигается в сторону, и начинает рождаться новая строка, затем ещё одна, и ещё, и вот страница, заполненная текстом, ложится в стопку уже напечатанных. Это не просто раздражает Валерия, это бесит.
– Прекрати стучать, сука! – гаркнул он. – Ты здесь не одна!
Сразу
Решительность, с которой Валерий открыл ноутбук говорила о том, что он готов, наконец, начать свой роман, ведь столько будоражащих событий произошло за эти два дня, некоторые за всю жизнь не испытываю такого количества абсолютно диаметральных эмоций, да ещё и граничащих с помешательством, но прошёл час, а на экране узенькой полоской чернела лишь одна фраза: «Я, кажется, влюбился… И теперь не знаю, как жить дальше…» Хотя нет, Валерий кое-что знал точно – с самого утра он должен быть там, где встретил её, она обязательно придёт, и в этот раз он свой шанс не упустит.
Валерий чуть ли ни с рассвета просидел в кустах напротив того места, где можно было свернуть с основной тропинки и добраться по камням до укрытия, но таинственная незнакомка не пришла… Злой и голодный он вернулся в отель после ужина, и чуть не разнёс в ресторане стойку раздачи, когда ему сказали, что кухня закрыта и они ничем помочь не могут. Жирная шаурма, купленная на набережной, окончательно вывела из себя, испортив не только настроение, но и любимый спортивный костюм. Валерий вышвырнул остатки в урну, спустился на пляж и улёгся прямо на гальку у самой кромки воды. На него грустным взором смотрела полная луна, то ли сопереживая, то ли претворяясь, что сочувствует его горю.
Впервые за много лет ему не хотелось жить. И это было не наигранное театральное чувство, которым он неоднократно пользовался, а искреннее желание покончить с собой. Мог ли он подумать, что неожиданно вспыхнувшая страсть к совершенно незнакомой женщине, способна так изменить его отношение к самому себе. А может быть это измена жены стала отправной точкой? В другое время Валерий скорее всего простил бы Киру, ведь при всей противоположности их характеров и несоответствии восприятия окружающего мира, у них было почти мистическое сексуальное единение, словно бы они были созданы друг для друга, и единение это было не только телесным, когда его длинна чётко соответствовала её глубине, но и ментальным, когда желание наслаждаться друг другом совпадало до милисекунды. Вчера же она ушла далеко вперёд, трансформировав страсть в неконтролируемую похоть, а он остался там, где был раньше, раздираемый неожиданно вспыхнувшей платонической любовью. А вот теперь он остался один, избавившись от лживой жены и потеряв надежду снова встретиться с прелестной незнакомкой.
Окоченев от вечернего бриза, Валерий побрёл в гостиницу, по пути попросив у одного из прогуливающихся по парку туристов сигарету, в надежде согреться. Выпустив дым, он задумчиво взглянул вверх, следя за тем, как растворяется ароматное облако, и обратил внимание, что лишь одно окно светится во всём корпусе, то самое, где живёт эта сумасшедшая графоманка, стучащая по ночам на пишущей машинке. И каково же было его изумление, когда сквозь привычный гостиничный
– Всё, сука, моё терпение лопнуло, – злобно прошептал Валерий, выплюнул недокуренную сигарету, и раздавив её ногой, решительно направился ко входу в гостиницу.
Он немного постоял перед номером, подбирая нужные слова, ведь ругаться придётся с женщиной, пусть и вредной, но к которой у него заочно сформировалось дикое отвращение. Оно, конечно, было ведомо завистью, но разве это имеет сейчас какое-то значение, ведь он пришёл, чтобы унизить её, втоптать в грязь, и для этого нужно было сразу, с порога, дать понять, что она ничтожество, застрявшее в прошлом, уродина и бездарь. Накрутив себя ещё больше, Валерий громко постучал в дверь.
– Кто там? Я ничего не заказывала, – донёсся из номера приглушённый женский голос.
– Открывай! – крикнул он.
– Что за вопли? Кто вы такой и почему ломитесь в мой номер? Я сейчас вызову охрану.
– Этим только хуже себе сделаешь, потому что потом придётся объясняться в полиции.
– Может вы номером ошиблись? Какая полиция? Что я такого сделала?
– Нет, я не ошибся номером. Ты, сука, живёшь подо мной, каждый вечер долбишь на своей машинке и мешаешь мне отдыхать.
– А разве это запрещено?
– Открывай! – снова не сдержался Валерий. – Мне надоело разговаривать с дверью. Бить не буду, просто хочу посмотреть на идиотку, которая в двадцать первом веке печатает на пишущей машинке. Может ты ещё и фотографии в ванной печатаешь?
– Смешно. Хотя мне нравилось в юности этим заниматься.
– А мне не до смеха.
– Ладно, я готова выслушать ваши претензии, – услышал Валерий, и дверь открылась.
Он перевёл взгляд на хозяйку номера, готовый выплеснуть на неё весь накопившийся гнев, но не смог даже разжать губы, поскольку тело утратило способность двигаться, каждая его частица, словно онемела и перестала подчиняться сознанию. В это невозможно было поверить, но перед ним стояла та самая прелестная незнакомка, заставившая влюбиться в неё с первого взгляда.
– Ну что замерли? Заходите, вы же так хотели поговорить со мной. Передумали?
Валерий, как провинившийся мальчишка, потупил взгляд, и придерживаясь за стену, вошёл в номер.
– Вам плохо? – заметив неладное, заботливо спросила хозяйка. – Присаживайтесь в кресло, я сейчас налью вам воды. Сегодня, действительно, странная погода. Я даже на море не пошла.
А ему было хорошо, очень хорошо, как не было никогда в жизни. Если нужно было бы описать пребывание человека на седьмом небе, то это было именно то состояние; клокочущее наслаждение внутри и растекающееся по телу блаженство, парализующее все остальные чувства, кроме любви к существу, парящему перед ним.
– Вот, выпейте, я добавила немного лимонного сока. Это бодрит.
Валерий обхватил стакан двумя руками и жадно выпил.
– А я вас узнала, – всматриваясь в его лицо, произнесла незнакомка, и уселась рядом. – Это же вы вчера подглядывали за мной, когда я загорала голышом в камнях?
– Простите…, – наконец, выдавил он из себя, – я не хотел…
– Не верю. Если бы не хотели, то сразу бы ушли. Но вы продолжили подглядывать. Понравилось?
– Простите, ещё раз…, – промямлил Валерий, и попытался встать, – мне очень стыдно…