Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

Лосский Николай Онуфриевич

Этим учениям Александера мы сочувствуем, поскольку он близок к мысли об имманентности всего всему и допускает нечто вроде предсознания.

Однако для объяснения чуткости одних элементов мира к другим недостаточно понятия compresence, которое в своей чрезмерной простоте похоже на отношение «и», внешним образом охватывающее все, что ни есть в мире. Нельзя также удовлетвориться учением Александера о том что «субстанция есть специально определенный объём пространства-времени» и что «носитель качеств (the support of qualities) есть не более и не менее как пространство-время, в пространственных контурах которого качества объединены» (I, 276), так что «единство субстанции есть принадлежность к одному контуру пространства-времени» (II, 24). Основное первичное бытие, согласно этой системе метафизики, есть чистое пространство и время, именно

элементы их – точка и момент; будучи неразрывно связаны друг с другом, они образуют, говорит Александер «точку-момент», т. е. событие, лишенное ещё каких бы то ни было качественных содержаний; эти «чистые события» (pure events) являются творческим источником возникновения материально-механического процесса с его первичными качествами массы», инерции, движения, отсюда далее возникает, как третья ступень эволюции, природа, наделенная вторичными качествами, т. е. теплом, светом, звуком и т. п.; далее – растительные и животные организмы, а вслед за ними сознательные существа (mind).

Эта попытка вывести все высшее целиком из низшего без содействия каких бы то ни было высших начал, приняв за исходный пункт творческой эволюции пустое чистое пространство и время, есть нагромождение непонятностей уже потому, что пространство и время суть только пассивные формы, не способные существовать без содержания и быть источником творчества. Чтобы понять органическое единство мира и творческую активность находящихся в нём существ, необходимо идти сверху от Абсолютного к множеству сверхвременных и сверхпространственных подлинно субстанциальных деятелей, спаянных еданосущием и далее к творимым ими событиям, содержание которых они оформляют сообразно принципам пространства и времени [CXCIV] .

[CXCIV] См. мою статью «Die Lehre Wl. Solowjows von der Evolution» в «Festschrift Th. G. Masaryk zum 80. Geburtstage, I Th., 1930, также мою статью «Что не может быть создано эволюциею?» в «Совр. Записках». 1927, вып. XXXIII (по англ. в Journal of Philos. Studies. 1927, oct).

Наличие субъекта, предмета и координация их ещё не есть знание и даже ещё не есть сознание о предмете; для того, чтобы было сознание, необходим интенциональный психический акт сознавания, может быть, сложный, содержащий в своём составе внимание к сознаваемому и ведущий к тому, что субъект начинает в некотором смысле жить предметом, а не только своими проявлениями. Далее, на основе сознания может возникнуть знание о предмете, если субъект начнет совершать разнообразные теоретические интенциональные акты в результате которых получается восприятие, воспоминание, суждение умозаключение, понятие.

Только постепенно в главах о чувственной и особенно об интеллектуальной интуиции будет выясняться различие между этими деятельностями и будет развито учение о их объективной стороне. Здесь будут даны лишь некоторые предварительные замечания, необходимые для того чтобы наметить дальнейший порядок изложения и предотвратить недоразумения, могущие возникнуть вследствие постепенности решения взаимозависимых проблем.

Знание вполне развитое, т. е. содержащее в себе истину, существует в виде суждения: «эта кора – белая», «вода в этом котле, стоящем на плите, кипит» и т. п. Элементы знания, входящие в состав суждения или служащие его основою, восприятие, представление, понятие, а также недоразвитое знание становятся понятными после рассмотрения суждения. Поэтому начнем с вопроса о суждении.

Отдать себе отчёт в том, что «эта кора – белая», это значит не просто сознавать кору и белизну, не просто обогащать свою жизнь трансцендированием во внешний мир; сознавание в смысле жизни предметом как бы даже ослабевает, потому что в знании, как теоретической деятельности, субъект забывает о себе и сосредоточивает свой интерес на самом предмете, именно на том, каков он в своей природе или в своих отношениях к другим предметам. В этом отрыве от непосредственной жизни субъекта заключается своеобразная неестественность теоретической деятельности; на низших ступенях природного бытия она возможна только на короткое время и лишь как средство для

достижения практических целей.

Теоретическая деятельность требует отрыва субъекта от своей жизни уже потому, что она производит умственное выделение предмета из мировой множественности в таком сопоставлении его с другими предметами, при котором становится усмотренною определенность предмета как нечто отличное от других определенностей, напр. «белизна, а не коричневость, не зелёность» и т. п. Это – акт различения или, если взять все стороны его, акт сравнивания, ведущий к различению и отожествлению. Отдавая себе благодаря этому акту отчёт в том, что «кора этой березы белая», субъект, конечно, не созидает различия а находит его.

В акте различения достигается опознание предмета, однако не целиком, а лишь с той стороны, которая подвергнута различению и может оказаться лишь бесконечно малою дробью содержания предмета; ряд различений и опознаний, дающих все более полные сведения о предмете может быть продолжен: кора этой березы – белая; белая кора этой березы – твердая; твёрдая белая кора этой березы – гладкая и т. д.

Предмет, благодаря имманентности всего всему, дан субъекту целиком но опознание его человеком, существом с ограниченными силами, неспособным произвести одновременно бесконечное множество актов различения, достигается лишь частичное: опознанное в предмете есть лишь выборка из сложного состава предмета, другие стороны которого остаются только сознанными, а вся полнота таится ещё глубже в предсознании субъекта.

Акт различения даёт ответ на вопрос о какой-либо стороне предмета (напр., на вопрос: «Каков цвет коры этой березы?» – ответ: «Кора этой березы белая»); результатом его (в сочетании с некоторыми другими интенциональными актами) является имение в трёхчленной системы, составляющей объективную сторону суждения. В эту систему входят: 1) предмет суждения, 2) предикат суждения (то, что опознано в предмете в данном суждении) и 3) отношение (связь) предиката к предмету.

Проследить в различенном виде отношение между предметом и его стороною или между предметом и другими предметами можно не как посредством интеллектуальной интуиции, о которой речь будет позже. Конечно, это отношение предстоит в знании не как синтез производимый субъектом, не как конструкция, осуществляемая им, а как находимое им в самом предмете строение.

Схематически можно следующим образом выразить объективную сторону суждения:.:: SA-A.

Предмет – незамкнутый отрезок мира; SA – стороны предмета, опознан ные в предыдущих актах суждения («кора этой березы»; – в первом акте сужде ния о предмете – предмет фигурирует в знании, как X и суждение о нём выражается безличным предложением); Р – предикат; тире – отношение предиката к предмету.

Имея в этой расчлененной опознанной системе ответ на вопрос о какой-либо стороне предмета, субъект нередко сопровождает усмотрение её психическим актом согласия, т. е. актом признания её за истину о предмете и актом высказывания её посредством слов именно посредством грамматического предложения. В случае чьего-либо несогласия с нею он берёт на себя обыкновенно защиту её как истины стараясь показать собеседнику или доказать ему, что там, «где есть SA, есть и Р», так что, признав наличность SA, нельзя не признать также и наличности Р. Такая связь необходимой сопринадлежности есть отношение основания и следствия.

Усмотрение связи основания и следствия есть сущность каждого суждения и каждой истины. В суждении «тело, погруженное в воду теряет в весе столько, сколько весит вытесненная им вода» часть предмета, служащая исходным пунктом суждения, содержит в себе основание той части, которая выражена в предикате. Даже суждение, констатирующее единичный факт и опирающееся на чувственное восприятие, имеет такое же строение. Говоря «вода в этом котле, стоящем на плите кипит», я усматриваю принадлежность кипения к тому отрезку мира который назван словами «вода в этом котле, стоящем на плите», и невозможность отрицать предикат «кипит», сохраняя сознание – объективности высказанного, указывает на то, что предмет «вода в этом котле на плите» (на огне при такой-то температуре) содержит в себе достаточное основание для признания предиката.