Чужак из ниоткуда 3
Шрифт:
А ведь это мысль, мелькнуло у меня. Слон по имени Воспитание не обойдётся без реформы здравоохранения, в которой не последнюю роль должен играть добровольный отказ советских людей от курения и водки. Условно добровольный, конечно, человек так устроен, что добровольно от губительных удовольствий не откажется. За редким исключением. Значит, надо подтолкнуть. Здесь без министра здравоохранения не обойтись. Ох, и взвалил ты на себя дел, Серёжа, выше крыши.
— Обязательно обращусь, — сказал я. — Спасибо, что напомнили, Михаил Алексеевич.
—
Я подождал двенадцать минут и вернулся в школу.
При моём появлении звуч поднялась со своего места. На её лице сияла насквозь фальшивая улыбка.
— Что ж ты сразу не сказал, Серёжа, что от самого Михаила Алексеевича? — с мягкой укоризной осведомилась она. — Разумеется, мы всё сделаем и в кратчайшие сроки.
— Вот и славно, — сказал я.
Мы обговорили порядок и сроки. Я пообещал, что предварительно познакомлюсь с учителями, возьму все необходимые учебники и методические пособия, и мы расстались с Лидией Борисовной если не на дружеской ноте, то весьма довольные друг другом. По-моему, она поняла, что я не собираюсь становиться ей врагом, но желательно всё-таки от этого непонятного провинциального вундеркинда с такими связями избавиться побыстрее.
Лучший способ — дать, что он хочет.
А там мало ли, — может, и пригодится в жизни полезное знакомство.
— Едем? — осведомился Василий Иванович, когда я уселся рядом.
— Теперь — да. В Калининград [3]. Центр подготовки космонавтов.
— Другой конец Москвы, — прикинул шофёр. — Как всегда, через город?
— Конечно. Ни за что не откажусь лишний раз Москвой полюбоваться.
За последнее время я полюбил ездить по Москве на машине. Была в ней эдакая спокойная ширь — как бы зародыш необъятной шири всей нашей Родины. Едешь — и радуешься. А уж с таким водителем как Василий Иванович и вовсе не езда, а сплошное удовольствие.
Мы проскочили по относительно новой Профсоюзной улице, выехали на Ленинский проспект, пролетели его с ветерком, возле метро «Октябрьская» свернули на Садовое. Из набежавшей тучки брызнул «слепой» дождик. Струи воды с неба красиво засверкали под солнечными лучами.
Бывает всё на свете хорошо, —
В чем дело, сразу не поймёшь, —
А просто летний дождь прошёл,
Нормальный летний дождь.
Раздалась, словно по заказу, из включённого радио песня.
Я прибавил звук, эта песня мне нравилась. Как и фильм.
Мелькнёт в толпе знакомое лицо,
Весёлые глаза,
А в них бежит Садовое кольцо,
А в них блестит Садовое кольцо,
И летняя гроза [4].
Пел Никита Михалков. В фильме он пел её в метро, но сейчас, казалось, поёт, сидя с нами в машине.
Попав в «зелёную волну» светофоров, прошелестели по мокрому асфальту Садового кольца, свернули на проспект Мира. Вот уже и ВДНХ. Промелькнула и уплыла назад знаменитая на весь мир скульптура Веры Мухиной «Рабочий и колхозница», и я в очередной раз подумал, что постамент для столь мощного произведения искусства
МКАД, Ярославское шоссе,Калининград; и вскоре Василий Иванович затормозил у ворот Центра подготовки космонавтов.
Я посмотрел на часы. Дорога заняла сорок шесть минут. Очень неплохой результат.
Меня ждали.
Проверив документы, открыли ворота. Молчаливый сопровождающий показал, где можно поставить машину, повёл внутрь одного из зданий. Быстро прошли коридорами и вскоре оказались внутри залитого дневным и электрическим светом обширного павильона, чем-то напоминающего заводской цех. Правда, в отличие от заводского цеха, здесь было тихо.
Мы прошли мимо закопчённого посадочного модуля и ложемента для космонавтов, установленного рядом.
Мой сопровождающий молчал, но я и без него догадался, что это. Не просто догадался — сразу узнал.
Первые космонавты планеты Гарад, начиная от Сентана Ирма, летали на похожих кораблях. Что до ложемента, то современные кресла космических пилотов были его прямыми потомками и даже внешне не так уж сильно изменились. Кемрар Гели не раз и не два лежал в таком (по древней традиции, несмотря на гравигенераторы, пилоты и члены экипажа при старте с любой планеты не сидели, а лежали в креслах).
Странно? Ничего странного. Чем дольше я жил на Земле, тем больше убеждался в правильности своего изначального предположения о том, что люди и силгурды произошли от одного далёкого предка. Уж очень мы были похожи. Просто один в один. И не только физически.
Так что при виде этого древнего посадочного аппарата и ложемента моё сердце забилось быстрее. Чёрт возьми, я и не предполагал, как соскучился по космосу и всему, что с ним связано! Даже запахи. Мне казалось, что даже запахи здесь похожи на те, которые Кемрар Гели вдыхал когда-то в Центре подготовки космических пилотов имени Сентана Ирма в Новой Ксаме.
Да что запахи, если этот центр, в котором я сейчас нахожусь, тоже носит имя первого космонавта Земли — Юрия Гагарина! Прямо такое ощущение, что домой попал. Эх, жаль нельзя ни с кем поделиться столь волнующими впечатлениями. Пока нельзя.
Мы подошли к белоснежному шарообразному макету космического корабля.
«Союз», — прочёл я название, начертанное красными буквами на его круглом боку. Макет стоял на возвышении, люк был открыт, к нему вела от нас лёгкая металлическая лесенка.
— Валерий Фёдорович! — позвал мой сопровождающий. — Товарищ полковник! К вам гости!
Надо же, подумал я, говорить умеет.
— Ждите, — сказал мне сопровождающий, развернулся и ушёл, не попрощавшись.
Внутри макета завозились, в открытом люке мелькнула чья-то рука с часами, затем голова, и вот уже и люка выбрался и встал в полный рост летчик космонавт Советского Союза, Герой Советского Союза, полковник Быковский Валерий Фёдорович собственной персоной, облачённый в рабочий комбинезон.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь:
— Здравствуйте, Валерий Фёдорович!Вот и я.