Чужак из ниоткуда 3
Шрифт:
Советский и гарадский, — добавлял я обычно, размышляя на эти темы, а размышлял я на них много и часто, поскольку мне постоянно приходилось сравнивать советское общество с гарадским, искать пути их будущего объединения. В том, что когда-нибудь этот вопрос встанет перед нами во всей красе, я не сомневался — уж больно похожими путями шёл Восточный Гарад и нынешний Советский Союз. На Гараде это закончилось объединением планеты. Да, после страшной войны, но — объединением, и победили, скажем так, идеи и смыслы, близкие к коммунистическим. Но закончится ли тем же и здесь, на Земле? Очень бы хотелось. Но при этом без Третьей мировой войны, пожалуйста. Возможно ли это? Я верил, что возможно. С помощью Гарада
— Но ты же советский человек!
Вот именно. Советский и гарадский.
Впрочем, слегка использовать административный ресурс всё же пришлось. Это касалось двухнедельной производственной практики, которую должны были проходить все абитуриенты, поступившие в тот или иной советский ВУЗ, но ещё не ставшие студентами официально, не начавшиеся учиться.
В моём случае практика должна была заключаться в абсолютно бессмысленном перекладывании бумажек в какой-то советской конторе (не КГБ!) неподалёку от главного учебного корпуса.
Нет уж, извините, но тратить на это своё время я не мог. Поэтому просто принёс в деканат ходатайство из Совета Министров СССР о прохождении практики абитуриентом Ермоловым С. П. там же, в Совете Министров.
Разумеется, ходатайство удовлетворили, я получил желанное свободное время перед началом учёбы и решил вместе с мамой, папой и сестрой Ленкой слетать на Дальний Восток — к маминым родителям и родственникам.
Тому было несколько причин.
Во-первых, я, теперешний, не был знаком со своим вторым дедом, бабушкой, мамиными братьями (моими дядьями) и остальными родственниками. В памяти Серёжи Ермолова сохранились смутные воспоминания о тайге, подступавшей к самому забору дедовского дома, и о пчёлах с его пасеки, которых маленький Серёжа отчаянно боялся. Ну и всё.
Это было, конечно, мало, и это следовало исправить. Родственники должны знать друг друга и, желательно, знать хорошо.
Во-вторых, мне хотелось побывать на Дальнем Востоке нашей необъятной страны. Так случилось, что кроме Кушки, Алмалыка, Ташкента, Москвы и Ленинграда, я практически нигде не был. Ладно, ещё Мары, но это там же, в Туркмении. США не считается — это другая страна. А хотелось побывать в Союзе, если и не везде, то в очень многих местах: и на Урале, и на Волге, в Карелии, на Байкале, в Грузии, Армении и прочих советских республиках. Так что вполне можно было начать с Дальнего Востока, раз уж карта так удачно ложится.
Наконец, в-третьих, мне просто хотелось отдохнуть. Всё-таки нагрузка, которой я подвергал свой всё ещё растущий организм, была великовата. Да, я умел справляться с любой нагрузкой и отдыхать, как говорят в Советской армии, между двумя бросками земли лопатой. Но всё равно нужно было дать организму передышку, я это прямо-таки чувствовал.
К тому же и Кристина уехала на каникулы к родителям в Новоград-Волынск, а мы решили, что знакомиться мне с её родителями пока рановато. Пусть хотя бы восемнадцать исполнится, по паспорту.
Сложнее всего было решить вопрос с охраной. Моя попытка отбояриться от неё хотя бы на время этой поездки была решительно пресечена Леонидом Ильичом лично.
— Вот это видел? — заявил он, скрутив из трёх пальцев известную всякому русскому человеку фигуру. — В жизни себе не прощу, если с тобой или твоей семьёй что-то случится.
— Ну хотя бы не четверых, Леонид Ильич, мы же в деревню дальневосточную едем, в тайгу! Люди засмеют!
— Люди засмеют, когда повод для смеха дать, — сказал Брежнев. — А ты таких поводов не даёшь. Тебя уважают и крепко, я узнавал. Так и держи себя. Ладно, подумаем, как лучше. Но совсем без охраны не получится, даже и не мечтай.
Турбовинтовой самолёт Ту-114 доставил
Только в этом полёте я убедился своими глазами, насколько велика Россия — главная республика, на ресурсах и людях которой, в основном, держится Советский Союз.
Именно так, держится. Убери Россию, и всё развалится мгновенно, — моего знания истории и опыта уже хватало, чтобы это отчётливо понимать. Русские — так называли за границей всех советских людей, вне зависимости от их национальности и принадлежности той или иной республике. Думал уже не раз об этом парадоксе и вот думаю опять. А пейзаж под крылом самолёта только придаёт этим думам вес и должную глубину. Когда час за часом летишь над бесконечным «зелёным морем тайги», как поётся в одной известной советской песне, — морем, которое начинается сразу за Уральским хребтом и не заканчивается до самого Хабаровска, начинаешь понимать, что только по-настоящему великий народ мог пройти эти пространства насквозь, объединить и сделать своими, русскими. Почти без крови, к слову. Чего не скажешь о других великих империях в истории Земли. Несомненно, Советский Союз был империей, хотя и открещивался всячески от это слова. На мой взгляд, напрасно. Главное, наполнить слово правильным смыслом. Тот же Гарад тоже империя, если разобраться. Только гораздо больше. Всепланетного масштаба.
А как иначе? Империя в понимании русских и моём — это не о покорении окружающих народов с последующей их безжалостной эксплуатацией и выкачиванием ресурсов из их земли. Нет. Империя — это о масштабе совместных задач и планов. Чем масштабнее задача — тем масштабнее империя. Иначе просто не хватит сил. Поэтому Гарад и един, что перед ним стояла масштабная задача — выжить после катастрофической войны, не повторить ошибок прошлого и, наконец, отправиться к звёздам. Похожие задачи очень скоро в полный рост встанут и перед человечеством; или я ничего не понимаю в развитии цивилизаций.
Из Хабаровска до железнодорожной станции Хор мы ехали на самом настоящем паровозе! То есть, не на нём самом, конечно, не на этом, как его, тендере, где уголь, и не в будке машиниста, но старые пассажирские вагончики по рельсам тащил он — паровоз! Пыхтел и шипел паром, как в кино показывают, дымил трубой, но исправно тащил. Со скоростью километров сорок в час.
Я смотрел в окно на полусгнившие деревянные столбы линии электропередачи, тянущейся вдоль железнодорожных путей (кое-где остатки столбов просто висели на проводах, зацепившись за них фарфоровыми изоляторами) и думал, что не зря согласился на эту поездку — нужно знать, где живёшь. Ничего, ничего, ребята, придёт скоро и сюда антиграв со сверхпроводимостью; заменим деревянные столбы на пластмонолитовые (этот универсальный гарадский материал пока не выходил таким, каким нужно, но дело шло явно в правильном направлении); поставим где-нибудь под Хабаровском термоядерную электростанцию; и всё изменится в лучшую сторону. Потому что там, где есть дороги, удобный быстрый транспорт и много недорогой энергии, всегда всё меняется в лучшую сторону.
В Хоре нас встречал младший мамин брат Рюрик — широкоплечий, сильный, круглолицый и улыбчивый парень лет тридцати с небольшим.
— Надька! Сестричка! — заорал он с платформы. — Племяши! Алексеич! — и принял в свои медвежьи объятья сначала маму, потом Ленку, потом меня, а затем и папу. Борис и Антон, предупреждённые мамой о том, что нас будут горячо встречать, не препятствовали, но бдели, внимательно глядя по сторонам.
— А это… — Рюрик вопросительно показал глазами на них.
— Наша охрана, дядя Рюрик, — сказал я. — Точнее, моя.