Чужак из ниоткуда 4
Шрифт:
— Бывает всё на свете хорошо, —
В чем дело, сразу не поймёшь, —
А просто летний дождь прошёл,
Нормальный летний дождь. — запел я тихонько, размахивая пустой авоськой. [2]
На словах «Мелькнёт в толпе знакомое лицо, весёлые глаза» из-за угла навстречу мне вышла Танька Калинина.
Я даже не сразу её узнал. Выросла. Под жёлтым длинным сарафаном, подчёркивающим цвет её густых рыжих волос, вырисовывалась вполне сформировавшаяся грудь. Вставшее над крышами домов солнце било сзади.
Я невольно сглотнул.
— Серёжка!! — заорала Танька радостно и бросилась мне на шею.
[1] Цитата из кинофильма «Достояние республики», вышедшего на экраны в 1972 году.
[2] Песня из кинофильма «Я шагаю по Москве».
Глава восемнадцатая
Таня Калинина. Ищите женщину. Крым. Государственная дача №1
От неё пахло чистой кожей, туалетным мылом «Красная Москва» и совсем чуть-чуть какими-то незнакомыми мне духами, явно не советского производства.
— Совсем большая стала! — воскликнул я, отстраняясь, чтобы невольно не увлечься. — Красавица!
— Ну уж прям, — она неожиданно зарделась.
«Как маков цвет», вспомнил я старое выражение.
— Правда, правда. И духи классные. Французские?
— Американские, — она улыбнулась и тряхнула головой, от чего в её рыжих волосах заплясали солнечные искры. — Маме ухажёр подарил. Называются «Шарли».
— Даже не слышал о таких.
— Коллекция этого года.
— Ого, мы уже разбираемся в коллекциях американских духов?
— Женщина должна разбираться в подобных вещах, — заявила она пафосно и тут же не выдержала, расхохоталась. — Да ни фига я не разбираюсь. Ухажёр этот мамин упоминал, я услышала. Он моряк, духи в «Берёзке» купил, на сертификаты [1]… Да фиг с ними, с духами. Ты где был, вообще, куда пропал, почему не звонил?
Она не торопилась. Поэтому мы пошли вместе в магазин за хлебом, а потом в кафе-мороженное неподалёку.
Я взял две вазочки пломбира с клубничным сиропом, два кофе, отнёс за столик.
— Ну, рассказывай.
— Так не честно, это ты рассказывай!
— Тебе длинно или коротко?
— Так, чтобы успеть, — мудро не по годам заметила она. — Ты же наверняка спешишь?
— Часа полтора у меня есть, — сказал я, глянув на часы.
— За полтора часа успеть можно много, — улыбнулась она.
Эй, сказал мой внутренний голос, спокойно, парень, тормози. Во-первых, у тебя Кристина. А во-вторых, ей только пятнадцать. Как и тебе, к слову. Хотя по паспорту тебе семнадцать, а в этом году будет восемнадцать. Можно жениться.
— Тебе шестнадцать
— Ага, шестого. Почему спрашиваешь?
Точно, у них с моей сеструхой Ленкой дни рождения рядышком.
— Да так. Раздумываю, что тебе подарить на совершеннолетие.
— Совершеннолетие у нас в восемнадцать, — возразила она.
— Знаю, знаю, но в шестнадцать человек получает паспорт, а значит, становится практически полноправным гражданином.
— Может жениться и выходить замуж, — сказала она. — В особых случаях, конечно. Но ты куда-то в сторону ушёл.
— Я?!
— Конечно, ты, не я же. Рассказывай, давай, а то мороженное остынет.
Я засмеялся, показав, что оценил шутку и принялся рассказывать. О попытке госпереворота, о гравигенераторах и сврехпроводимости, о поездке на Кубу и Фиделе Кастро.
— Что, прямо вот так самим Фиделем в волейбол играл? — её глаза расширились.
— Ну да. Он очень хорошо играет, кстати.
— Но не лучше тебя, — усмехнулась она.
— Не лучше. На свете вообще мало людей, которые умеют что-то лучше меня.
— Хвастунишка!
— Есть такой грех, — признался я. — Но, тем не менее, это так.
— И писать стихи? — лукаво осведомилась она, облизывая ложку.
— Уела, — сказал я. — Стихи сочинять не умею. Как и музыку. Кстати, о стихах. Есть что-нибудь новенькое?
— Тебе и правда интересно?
— Конечно!
Она на секунду задумалась и продекламировала:
— Не будите меня, уходите.
Слишком рано ещё, слишком рано.
Этих снов выцветающий ситец
Расползается в пальцах туманом,
И по лопнувшим швам, как по краю
Влажной крыши, хрустя черепицей,
Я теку, утекаю, стекаю
И взлетаю бессмысленной птицей,
Птицей-крошкой с оранжевым писком,
В чёрных капельках глаз — только блики.
Не будите, мне падать не близко —
В эту странную пропасть на стыке
Сна и яви, сплетённых в косицу,
Перехваченных дымчатым бантом.
Там пушистые тени-ресницы
Заметают дорогу обратно…
Я проснусь и увижу спросонья,
Как, теряя последние силы,
Птичка-сон выпадает росою
на излёте беспомощнокрылом [2].
— Хорошо, — сказал я. — Ты молодец. Это настоящая поэзия.
— Спасибо. Ну, давай, рассказывай дальше.
Она хорошо умела слушать. Внимательно, чуть наклонив голову, не забывая при этом есть мороженое, но как-то совершенно незаметно и аккуратно.
— Так ты и правда инопланетянин? — спросила она, когда я закончил.
— В какой-то мере, — сказал я. — Но силгурды — такие же люди, как и мы, я говорил. А я так и вовсе телом землянин. Меня Серёжа Ермолов зовут, не забыла?