Чужак в стране чужой (Чужак в чужой стране)
Шрифт:
— Плюнь ты, стажер, на эту всезнайку. Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Дигби послушно выполнил приказ (учитывая, конечно, его метафоричность) и застыл по стойке смирно. Фостер начал постукивать себя по нимбу — обычный (и очень раздражающий) признак, что он серьезно задумался.
— Ты очень медленно привыкаешь к новой работе. Вот взгляни на себя сам, ну какой из тебя, к черту, ангел?
— Простите. Мне очень прискорбно это слышать.
— В вечности нет места для скорби. Я не могу сказать со всей определенностью, кто этот человек, может, наш брат Михаил, а может, и нет, — но истина состоит в том, что
— Я не успел закончить проверку.
— Да? Тогда представляю себе, с какой ангельской радостью ты узнал, что Верховный епископ Шорт провел испытание лично, — испытание тщательнейшее, я же говорил, что он справится с новым своим назначением, — а затем передал ее дальше, так что теперь твоя, прости, бывшая твоя секретарша наслаждается более широким счастьем, давно уже ей заслуженным. М-м-м, конечно же, пастырь должен выполнять свою работу с радостью и наслаждением… но это совсем не значит, что он имеет право кукситься, получив повышение по службе. Так вот, недавно организовали новый сектор, и там все еще нет Хранителя-стажера. Должность несколько ниже твоего номинального ранга, зато получишь совершенно уникальный ангельский опыт. У населения этой планеты… не знаю, можно ли назвать ее планетой, в общем, увидишь и разберешься. Так вот, у ее населения не два пола, как обычно, а три. Причем я могу со всей определенностью утверждать, что проявить какой-либо плотский интерес к любому из трех… нет, слово «пол» здесь не годится, к любой из трех разновидностей не под силу даже Дон-Жуану. Не подумай только, что это догадка — был проведен прямой эксперимент, так благородный дон волком взвыл и запросился назад, в одиночный ад, созданный им для себя своими собственными руками.
— Хотите запихнуть меня на Флэбуш, чтобы не мешал?
— О-е-ей, какие же мы самонадеянные! Помешать никто ничему не может, сие есть та единственная Невозможность, благодаря которой возможно все остальное, да я же тебе с самого начала пытаюсь это вдолбить. Но ты не расстраивайся, зато попытаться помешать ты можешь, сколько душе твоей… вот, опять неудачное слово… сколько тебе угодно, хоть до скончания вечности. Вместе с приказом о переводе получишь временную петлю, так что сможешь забегать к нам, не отрываясь от работы. Ну давай, лети на полусогнутых и сразу включайся, тут и без тебя дел невпроворот.
Дигби исчез.
Так на чем я там остановился? Ах, да, эта бедняга, обозначенная в плотском существовании как «Алиса Дуглас». Погонять и подстрекать — такого задания и врагу — ну вот, опять, в вечности нет врагов… никому не пожелаешь, но она справилась безупречно, ни разу не дрогнула. Теперь ей требуется отдых, даже, пожалуй, реабилитация, как солдату, долго просидевшему на передовой… и начнет она биться и кричать и полезет у нее эктоплазма не только изо рта — изо всех отверстий…
Да уж, после такой суровой работенки без экзорсизма не обойтись! Впрочем легкой работы здесь и не бывает. А «Алиса Дуглас» — опытная, абсолютно надежная оперативница,
Впрочем, Фостер не испытывал к девственницам особо теплых чувств — только уважение профессионала к другому профессионалу, хорошо справляющемуся со своей работой. Он еще раз взглянул на миссис Пайвонскую. Вот с таким сотрудником работать — одно удовольствие. Ох, Патриция ты, Патриция! Искрящаяся страстной, плотской благостностью…
29
— Ну и что теперь? — спросила Джилл, когда дверь за Патрицией закрылась.
— Уедем, какой смысл здесь засиживаться. Ты вроде читала кое-что по аномальной психологии.
— Да. Поменьше тебя, но читала.
— В таком случае ты понимаешь символическое значение татуировки. И змеи.
— Конечно. Все было ясно с самого начала. Я надеялась, что ты сможешь найти к ней подход.
— Я не мог, пока мы не стали водяными братьями. Секс — полезное благо, но не всегда, а только при совместимости, при взращивании близости. Если бы я сделал это без взращивания близости… в общем, не знаю.
— Я грокаю, что ты просто не смог бы. Потому-то я тебя и люблю — и не только потому.
— А я все еще не огрокал «любовь». Джилл, я ведь и «людей» не грокаю. Но я не хочу, чтобы Пэт уходила.
— Так задержи ее. Пусть она будет с нами.
(Сейчас ожидание.)
(Знаю.)
— Сомневаюсь, — добавил Майкл, — чтобы мы могли бы дать Пэт все, что ей нужно. Она хочет отдавать себя всем, все время. Счастливые встречи, змеи, лохи на карнавале — этого ей мало. Она хочет возложить себя на алтарь, отдаться всему миру — и сделать счастливыми всех. Вот, это самое Новое Откровение… другие люди находят в нем что-то совсем другое, но Пэт понимает его именно так.
— Да, Майк. Хороший мой.
— Пора уходить. Выбери себе платье, возьми сумочку, а остальное я подчищу.
Джилл хотелось бы сохранить кое-что из вещей, но Майкл всегда переезжал налегке, грокал, по всей видимости, что ей тоже так нравится.
— Я надену вон то, синее.
Синее платье выплыло из шкафа и само натянулось на поднявшую руки Джилл, затем застегнулась молния. Забавно ступая по полу, подошли туфли; она сунула в них ноги.
— Ну все, готова.
Майкл уловил общий дух промелькнувшей у нее мысли, но не смысл, смысл этот совершенно не укладывался в марсианские понятия.
— Джилл, ты хочешь, чтобы мы задержались здесь и вступили в брак?
Джилл на мгновение задумалась.
— Ничего не выйдет, сегодня воскресенье.
— А завтра? Я грокаю, что тебе бы понравилось.
— Нет, Майк.
— Почему нет?
— Мы не станем от этого ближе. Мы уже разделили воду — и в марсианском смысле, и в английском.
— Да.
— Так что причины жениться у нас нет, а причина не жениться есть. Не хочется, чтобы Доркас, Энн, и Мириам, и Пэтти подумали, будто я хочу отодвинуть их в сторону.
— Джилл, ни одна из них такого не подумает.
— Не подумают, но не хочется и рисковать, тем более что мне этого совсем не нужно. Мы уже поженились, в больничной палате, сто веков тому назад. — Она чуть замялась. — Я бы хотела другого, но самому тебе, конечно же, не догадаться.