Чужак
Шрифт:
Пока Зак занимался Микаэлой, мы с Тони занялись динамитом. Погода начала портиться, половину неба закрыла громадная, похожая на фиолетовый синяк туча. Взрывчатку решили сложить в одном из пустующих домиков на отшибе. Конечно, можно было бы оставить ее и в джипе, но мне не хотелось рисковать. Некоторое время мы работали молча, и только когда я поставил машину в гараж, Тони обмотал руку тряпкой и достал из-под заднего сидения металлический штырь толщиной
— Оружие шершней, — сказал он. — Малоприятная штука. А?
Я кивнул.
— Думаешь, Микаэлу именно этим…
— Может быть. Но крови нет. — Тони покачала головой и скривился. — Кто-то швырнул эту железяку, когда вы проезжали. Или выронил, когда они колотили по ящикам. — Он присмотрелся к штырю. — Дело в другом. Эти ублюдки мажут оружие собственным дерьмом. То ли у них такой чертов ритуал, то ли для заражения ран… Не знаю.
Я невольно оглянулся на домик, где лежала Микаэла.
— Так что ты хочешь сказать, Тони?
– Я хочу сказать, что ей нужно вколоть какие-то антибиотики, сделать инъекцию от столбняка.
— Ты имеешь в виду, что она может умереть от заражения крови?
— Такое уже случалось. Люди часто умирали от пустячных ран.
— Но у нас же есть аптечка, верно?
— Аптечка есть, а вот антибиотиков нет. И шприцев нет. Они давно кончились.
— Черт. — Я потер подбородок. — Ладно, мне известно, где есть и лекарства, и все прочее.
— В бункере?
— Да. — Завтра утром пойдем туда. Надо взять все, что нам потребуется на первое время.
— Но ты же сам сказал, что этот бункер похож на крепость. Как же мы…
— Да, он похож на крепость. Но нам надо научиться совершать невозможное. Это должно стать нашей привычкой, иначе мы не выживем.
— Грег… Грег!
Я повернулся — через лужайку к нам бежал Малыш. Глаза у него были большие, как сваренные яйца, и белки блестели как-то странно. По спине у меня пробежал холодок.
— Грег… Тони! Зак сказал, чтобы вы вернулись в домик!
Микаэла лежала в темной спальне. Зак опустил жалюзи и уменьшил до предела свет в керосиновой лампе, так что в стеклянной трубке дрожало лишь пятнышко огня.
Она лежала на спине. Черные волосы рассыпались по подушке. Лицо было неестественно бледное. Зак кивком пригласил меня подойти ближе. Едва я опустился на корточки у кровати, как Микаэла открыла глаза. На секунду взгляд ее задержался на потолке, потом скользнул по стенам и переместился на меня.
— Микаэла, — прошептал я. — Это я, Грег. Все будет хорошо.
Губы беззвучно шевельнулись, потом она выдохнула:
— Извини, Грег… Это я виновата… мне нужно было
Я взял ее за руку.
— Не вини себя… перестань.
— Так глупо… расслабилась и вот…
— Успокойся. Ты ни в чем не виновата.
— Виновата, Грег. Мне нужно было следить за лесом. Стоит чуть зазеваться и все… крышка… ох…
— Шшш… тише… отдохни.
Она с натугой сглотнула, как будто что-то застряло у нее в горле, и, сжав пальцы в кулаки, принялась с силой растирать виски.
— В чем дело? Что с тобой?
Микаэла вздохнула.
— Болит… черт…
Зак со злостью ударил себя по лбу — невозможность сделать для нее что-то сводила его с ума.
— По-моему, мозг не пострадал. Рану я зашил вроде бы неплохо, а боль… Придется потерпеть, пока заживет.
— Мы можем дать что-то?
— У нас ничего нет, кроме экседрина.
— Тут нужно кое-что посильнее… что-нибудь обезболивающее.
— Знаю, Грег. Боже, как бы я хотел сделать для нее хоть что-то. Бедняжка, она это не заслужила. Черт, это благодаря ей мы и держимся все вместе. Она вытаскивала нас из такого дерьма… — Зак покачал головой. — Нет, черт возьми, это несправедливо.
– Да, несправедливо. Да, Микаэла не заслужила это. Я скрипнул зубами, глядя, как она вздрагивает и сжимается от боли, как стискивает голову руками, как кусает губы.
Есть такая старая поговорка: жизнь — дерьмо, а потом ты умираешь.
Эти слова звенели и звенели у меня в голове, пока я сидел у кровати. Держа ее за руку. Потом их вытеснили другие слова, прозвучавшие набатным боем. БУДЬ ВИКИНГОМ, сказал я себе. ТВОРИ ЧУДЕСА. СОВЕРШАЙ НЕВОЗМОЖНОЕ.
Я повторял их, вбивая их себе в голову, не отводя глаз от искаженного болью лица любимой женщины.
49
Я наблюдал за Малышом в бинокль. Одетый в лохмотья, в одном рваном ботинке, с рюкзачком за плечами, сползавшим почти до колен, он, прихрамывая, ковылял вокруг домика с нарисованными окнами. Вся его понурая фигура свидетельствовала об усталости.
— Парнишка, настоящий артист.
— Микаэла для него почти как сестра, — заметил сидевший рядом Тони. — Чтобы помочь ей, он готов на все.
Из-за кустов выполз Зак.
— Ну, как?
— Пока ничего.
— Малыш болтается там уже два часа. Ты уверен, что тот парень в бункере видит его?
— Наверняка, — шепнул я. — И видит, и слышит. Думаю, он просто осторожничает, присматривается, чтобы убедиться, что тут нет никакого подвоха. Так что переговаривайтесь только шепотом. — Я посмотрел на Зака. — Бен готов?