ЧУЖАЯ АГОНИЯ Сборник научно-фантастических рассказов

Гаррисон Гарри

Я налил ему глоток.

— Вот, выпей. И рассказывай дальше.

Он нагнулся над бокалом.

— Келвин был более красив, чем я. Для меня было несколько удивительно, что Джуди отвергла его и вышла замуж за меня. Но он не успокоился. Он все время старался настроить ее против меня, играя на моих ошибках и своих достижениях. Думаю, что именно это, в конце концов, подтолкнуло меня к тому, чтобы разделаться с ним.

— Ну и что же?

— Надо было что-то предпринять. Но я не знал, что. Я понимал, Бен, что не могу сам убить его. Не переношу кровь и насилие. Кроме того, я все равно выдам себя, даже

если создам безупречное алиби. И я незнаком ни с одним гангстером, который бы сделал это для меня.

— Потом, через некоторое время, — продолжал он, — мне попалась на глаза статья об африканских колдунах в воскресном приложении к «Джорнэл». Это был более или менее общий обзор магии различных племен, но один момент привлек мое внимание. Оказывается, одно африканское племя в совершенстве изучило ненависть. Они знают способ, с помощью которого их мужчины с детства обучаются сосредотачивать чистую ненависть на конкретном человеке. Это сосредоточение бывает настолько сильным, что выбранный ими человек заболевает и быстро умирает.

Свет начал мигать.

— И поэтому ты написал это письмо?

— Да. Я пошел в библиотеку и выяснил, что такое племя действительно существует. Я читал рассказы миссионеров о людях, заболевавших без всякой видимой причины и потом умиравших. Постоянно. Врачи не могли найти никаких следов болезни, яда или плохого питания. Жертва просто теряет в весе, чувствует себя утомленной и больной и, в конечном счете, впадает в кому.

Свет ярко загорелся.

— Так вот почему ты мокнешь в огненной воде! Ты боишься, что это не сработает? Или страшишься стать убийцей, если это вдруг произойдет:

— Я не боюсь того, что меня привлекут к суду за убийство, нет. Законы этого штата не признают колдовства; это письмо будет бесполезным в любом суде. Но я не все рассказал тебе; я не сказал, почему я так боюсь, что это сработает. — Я разорен, Бен. Келвин «обчистил» меня месяц назад. Знаешь, что это означает? Это означает, что чек, который я отправил в Африку, не будет принят к оплате. Это произойдет через пару месяцев из-за низкой скорости международных переводов, но когда это произойдет…

Снова подошел официант.

— Мистер Манникс, — сказал он, — только что позвонили из госпиталя. Мистер Келвин умер в 12.43.

— Ты убедился, — застонал Манникс, — я был прав. Ненавидящие прикончили его. Что мне делать, Бен, когда они узнают, что мой чек недействителен? Что мне делать?

ЗАБЫТЫЙ ВРАГ

Артур Кларк

Пышные меха мягко упали да пол, как только профессор Миллворд приподнялся на узкой кровати. В этот раз он был уверен, что ему ничего не почудилось: морозный воздух, обжигавший легкие, казалось, все еще хранил эхо звука, расколовшего ночную тишину.

Он закутал плечи в меха и внимательно прислушался. Все опять было тихо; сквозь узкие вытянутые окна на западной стене пробивались длинные полосы лунного света, игравшего на бесконечных рядах книг точно так же, как и на стенах мертвого города, простиравшегося внизу. Мир был охвачен полным безмолвием; даже в старые добрые времена город был бы тихим в такую ночь, сейчас же он был тих вдвойне.

С усталостью профессор Миллворд выбрался из постели

и подложил несколько кусочков кокса в раскаленную докрасна жаровню. Затем он не спеша направился к ближайшему окну, то и дело останавливаясь, чтобы любовно погладить тома, которые он сохранял все эти годы.

Он прикрыл глаза рукой от яркого лунного света и вгляделся в ночную темноту. Небо было безоблачным; слышанный им звук не мог быть раскатом грома, не говоря уже о чем-нибудь другом. Звук пришел с севера, и пока Миллворд ждал, звук раздался снова.

Расстояние и многочисленные холмы вокруг Лондона несколько приглушили его. Он не перечеркивал небо с неистовостью грома, но, похоже, исходил из какой-то точки далеко к северу. Он не походил ни на один природный звук, который профессору когда-либо доводилось слышать, и на секунду тот осмелился вновь обрести надежду.

Только человек (Миллворд был совершенно уверен в этом) мог издать такой звук. Возможно, мечта, которая более двадцати лет держала его здесь, посреди всех этих сокровищ цивилизации, пробивая дорогу сквозь снега и льды с помощью орудий, которые им дала наука еще до прихода Пылевого облака. Было странно только, что они идут по земле, да еще с севера, но он отбросил любые мысли, способные погасить чуть затеплившееся пламя надежды.

В трехстах футах под ним простиралось море заснеженных крыш, купающихся в резких лучах лунного света. Далеко вдали, на фоне ночного неба тускло поблескивали высокие трубы электростанции Баттерсли. Сейчас, когда купол собора Св. Павла обрушился под тяжестью снега, только они бросали вызов господству ночи.

Профессор Миллворд медленно пошел обратно вдоль книжных шкафов, продумывая план, появившийся в его мозгу. Двадцать лет назад он видел, как последние вертолеты тяжело взлетали с Риджент-парк, вспенивая своими лопастями непрерывно падающие снежные хлопья. Даже тогда, когда его вдруг окружило безмолвие, он никак не мог заставить себя поверить, что люди навсегда покинули Север. Как бы то ни было, он ждал их целых два десятка лет, ждал среди книг, которым посвятил всю жизнь.

Тогда, давным-давно, он временами слышал по радио, которое осталось его единственной связью с Югом, о борьбе, ведущейся за освоение ставших прохладными территорий вблизи экватора. Он не знал, чем закончилась вся эта борьба, которая велась с отчаянной изобретательностью потерявших надежду людей, в умирающих джунглях и пустынях, которых уже коснулся первый снег. Возможно, исход оказался печальным: радио хранило молчание вот уже пятнадцать или даже более лет.

Однако если люди и машины на самом деле возвращаются с севера и идут во всех направлениях, он сможет услышать их голоса, когда они переговариваются между собой и с теми землями, откуда пришли, по радио. Профессор Миллворд покидал здание университета не чаще десятка раз в год, да и то по крайней необходимости. За прошедшие два десятилетия он собрал все необходимое в магазинах в районе Блюмсбери, так как при окончательном бегстве людей огромные запасы товаров были брошены из-за отсутствия транспорта для их вывоза. В самом деле, по многим показателям его жизнь можно было назвать роскошной: еще ни один профессор английской литературы не носил таких мехов, которые он нашел в магазине на Оксфорд-стрит.