Чужая дуэль
Шрифт:
Последние откровения околоточного помогли мне понять неприязненное отношение старшего Прохорова к местной полиции. Удивительно еще, что он так долго терпел рой попрошаек, как мухи вокруг сласти, вившихся вокруг его сына.
Тем не менее, посиделки следовало завершать как можно скорее. Что-то неразборчиво бормотавший Селиверстов уже откровенно кивал носом, выпустив из ослабевших пальцев скатившийся на пол окурок. Да и у меня все сильнее шумело в голове, а временами и вовсе комком к горлу подкатывала тошнота.
Окончательно сомлевшего околоточного погрузили в экипаж
По дороге к полицейской части я растормошил Селиверстова и заручился его обещанием отпустить из узилища рыжего Андрюху. Как оказалось, тот, вероятно после нашей с ним встречи, надрался до невменяемости и ввязался в уличную драку. Однако с пьяных глаз, ни нашел ничего лучшего, как накинуться на местного кузнеца, первого кулачного бойца в округе. Молотобоец, само собой, для начала хорошенько отметелил Андрюху и в назидание сдал в околоток. А Селиверстов, прикрывший хулигана до вытрезвления, банально про него забыл.
Судьбой Стахова я озаботился совсем не из приступа филантропии. Просто для выполнения поставленной Прохоровым задачи мне необходимо было срочно обзаводиться собственными осведомителями. А рыжий Андрюха показался мне самый подходящим на первых порах кандидатом…
На обратном пути развезло и меня. На подламывающихся ногах, с огромным трудом удерживая равновесие, я в полуобморочном состоянии добрался до своей комнаты, кое-как разделся, и как в темный омут рухнул в кровать.
Утром я проснулся от жуткой головной боли. Распухший язык не помещался во рту, а набрякшие веки пришлось поднимать пальцами. К жизни меня вернуло содержимое пузатого кувшина на тумбочке возле кровати. Нестерпимая жажда не оставляла выбора и я не раздумывая влил в пылающую глотку прохладный огуречный рассол.
Солоноватая терпкая влага остудила внутренний жар, и слегка прояснилась голову. Вспомнив, что в моем распоряжении имеется столь редкое тут достижение цивилизации, как душ, я долго стоял под прохладной струей, смывая похмелье и вяло удивляясь, как удалось обойтись без братания с особой гордостью владельца имения — белоснежным фаянсовым унитазом. Со слов Прохорова, такая сантехника, кроме его дома, имелась лишь в Зимнем дворце. А здесь же ее устанавливали под личным присмотром изобретателя — морского инженера Блинова.
Хорошенько отмокнув, я побрился, оделся и направился в столовую, где и столкнулся с Прохоровым. Холодно ответив на приветствие коротким кивком, хозяин щелкнул пальцами, и стоявший за его спиной официант поднес мне граненую, грамм на сто рюмку, полную водки, но я брезгливым жестом отправил его обратно.
Прохоров удивленно приподнял бровь:
— Отчего же вы оказываетесь поправить голову?
В ответ я криво усмехнулся:
— Народная мудрость, Александр Юрьевич, гласит — плохое похмелье ведет к длительному запою. Посему, от греха, никогда не похмеляюсь.
Однако, судя по недовольно
— Хотите, верьте, ваше высокопревосходительство, хотите, нет, но зеленому змию никогда не удастся меня полонить. А давешний случай — издержки ремесла. К цели, бывает, приходиться пробиваться и с помощью нетрадиционных методов.
— Хороши же ваши методы. И какая же, позвольте спросить, польза от попойки с шалопутом Селиверстовым? — брезгливо скривился Прохоров.
Я закатил глаза в потолок и тяжело вздохнув, попытался донести до него очевидные для меня истины:
— Александр Юрьевич, поймите, с людьми из той категории, к которой принадлежит околоточный, легче всего найти общий язык через совместное застолье.
Но, никак не желая униматься, Прохоров съязвил:
— Бражничал Селиверстов, само собой, за ваш счет?
— Конечно, — не удержавшись, хохотнул я. — Он же полицейский.
Сановник возмущенно фыркнул:
— Дорогой мой, возьмите, наконец, в толк, что стоит мне шевельнуть мизинцем, и этот плебей вылежит вам сапоги. А вы удостаиваете его застольем. К чему?
Я на секунду смутился, однако все же решился ломить до конца, и проникновенно, но твердо, для верности слегка пристукнув кулаком по столу, изрек:
— Ни на йоту не сомневаясь в ваших возможностях, все же, ваше высокопревосходительство, позвольте заметить, что в лице околоточного надзирателя Селиверстова мне нужен не холуй, облизывающий хозяйские сапоги, а добровольный помощник, работающий не за страх, а за совесть, — и, не давая Прохорову вставить слово, торопливо продолжил: — Тем более, хотите вы этого, или нет, а Селиверстов с первого дня занимается поиском мерзавца, погубившего вашего сына и обладает весьма ценными сведениями.
— С трудом вериться, что сей прохвост, на что-то вообще способен, — недовольно покачал головой Прохоров. — Однако дело поручено вам, потому поступайте, как знаете. Спрос же будет не с околоточного, верно? — и он уколол меня взглядом из-под сурово насупленных бровей.
Не найдясь, что ответить, я опустил глаза в тарелку, а мой наниматель сварливо продолжил:
— Мы, собственно, еще не обсудили самое главное. Какой гонорар за ваши услуги вы считаете справедливым?
Внутренне сжавшись, как перед прыжком в ледяную воду, и не надеясь на успех, я отчаянной скороговоркой выпалил:
— Жалование не менее ста рублей в неделю, плюс полтинник на оплату осведомителей. В итоге получается сто пятьдесят рублей с еженедельной выплатой в любое удобное для вас время.
Подперев ладонью щеку Прохоров долго молча сверлил меня взглядом, а я с оборвавшимся сердцем представлял, как он вызывает дюжих молодцев из дворни, которые выталкивают меня взашей из имения. Но в итоге, результат превзошел самые смелые мои ожидания. Вельможа, с отчетливым стуком отставив в сторону чашку с остывшим чаем, подытожил: