Чужая душа
Шрифт:
– Ничего, Римма Маратовна. Я просто спрашиваю, почему он не лает, по вашему утверждению, на Ельцова?
– Потому что знает его хорошо. Это ведь Ельцов подарил Бима Татьяне Оттобальдовне. Бим сначала жил у Ельцова, а потом только – у нас. Вот так. Я подозреваю, что наверняка с умыслом подарил. Какую-то выгоду от этого Бима ждал. А я Бима перевоспитала.
Договорив это, Римма Маратовна осуждающе уставилась на меня. В ее глазах ясно читалось: ну сколько можно донимать пожилую женщину всякими глупыми вопросами?
Откровенно говоря, я не знала, как вести беседу дальше. Инквизиторский вид Риммы Маратовны
– Скажите, Римма Маратовна, а вот фамилия Куценко вам незнакома?
– Это кто такой? Нет, не знаю.
Ее лицо искривилось. Я вздрогнула и подумала, что мне удалось определить главное: гражданка Ищеева говорит неправду. Говорит неправду совершенно определенно, как врал у себя в кабинете покойный Георгий Станиславыч, когда плел мне про Ельцова. «Не знаю такого», – сказала Ищеева. А я, между прочим, вовсе не упоминала, кто это Куценко – мужчина или женщина.
Тем более что мне уже известно о степени родства между этой суровой дамой и убитым несколько часов назад Куценко.
Почему она скрывает?
– Это директор женского помывочного комплекса номер тридцать, – быстро проговорила я, снова воздерживаясь от прямого указания на пол Куценко, зато голосом подчеркивая, что комплекс женский. – Римма Маратовна, там…
Я хотела сообщить о смерти Георгия Куценко и посмотреть, какое впечатление это произведет на старуху и не пробьет ли это брешь в ее железной обороне. Кроме того, я хотела упомянуть о поездке Татьяны Оттобальдовны Таннер на работу к Куценко. Начинания были похвальными, но я не успела развить свою мысль.
Римма Маратовна прянула на меня всем своим внушительным корпусом и проговорила:
– Я уже все сказала! Мне некогда, извольте уходить!
Я еще барахталась:
– Вы не знаете? А почему вы решили, что Куценко – он, а не она? Ведь эта фамилия не определяет пола.
– Что? Что вы такое несете, милочка? Сколько можно гнусить! И так всем честным людям ясно, что Татьяну Оттобальдовну убил Лешка Ельцов, и убил из-за денег, как последняя продажная тварь! Что вам еще от меня надо, а?
– Вы, между прочим, Римма Маратовна, прописаны в этой квартире, – еще пыталась защищаться я. А потом все-таки решила уколоть злобную домработницу через толстую кожу побольнее: – И, по всей видимости, квартира вам останется. Ее стоимость, спешу вам сообщить, около миллиона долларов. Представляете? Это составляет доход обычной российской пенсионерки за несколько веков. Так что формально вы тоже имеете приличный мотив…
Старуха взрезала воздух своим могучим телом.
– Во-о-он от-сю-да!!! – неистово заорала она, и моим первым побуждением было выхватить свою верную «беретту» и наставить на это «доброе» лицо. – Воннн, я сказала, жалкая ищейка… уродина! Вынюхиваешь? Выслеживаешь? Би-и-им, взять ее-о-о!! – взвизгнула она, и неописуемая гримаса ярости исказила сухие черты длинного лица состарившейся лошади-тяжеловоза. – Взять эту шалашовку, Би-и-и-иимм!
Бим буквально подлетел в воздух, подчиняясь приказу своей хозяйки, и припустил ко мне. Я успела откинуть его ногой, отчего собаку отбросило к стене, и тут же едва успела
Ищеева, кажется, мгновенно и совершенно потеряла контроль над собой, ее трясло от ярости.
Увидев, что меня даже не зацепило, а собака воет у стены с переломанными ребрами, домоправительница заревела, как идущий на взлет авиалайнер «Ту-144», и я тут же слетела вниз по лестнице. Я вылетела в прихожую и рывком распахнула дверь. Мне повезло: я успела выскочить из квартиры раньше, чем меня настиг очередной метательный снаряд, на этот раз тяжеленный цветочный горшок с таким количеством земли, что ее хватило бы, чтобы похоронить меня прямо там, на лестничной клетке.
Но, слава богу, весь удар приняла на себя дверь, содрогнувшаяся под мощным таранным воздействием.
«Ненормальная! – лихорадочно промелькнуло в голове. – Опять мне попалась немного сдвинутая представительница старшего поколения. Конечно, проблема отцов и детей – дело важное, актуальное и болезненное, но зачем же горшками кидаться?»
Но ведь, в самом деле, не драться же с ней, не пускать в ход все свое умение!
Я вышла на лестничную клетку, тяжело оперлась на подоконник и, стараясь отдышаться, глянула в окно. Было очень душно. Московское лето давило не хуже взгляда Риммы Маратовны.
Надо позвонить Родиону.
Я расстегнула сумочку и потянула оттуда сотовый. При этом я опустила взгляд на подоконник и только тут увидела… окурок. Но это был не обычный окурок, не какой-нибудь там «Петр I» или «Честерфилд». Это был жадно «додерганный» почти до самого конца окурок «Житана». Культового парижского «Житана».
Я едва не выронила мобильник от внезапно накатившей мысли. Да! Это был совершенно такой же окурок, какой бросил в пепельницу Куценко. Сегодня, в своем кабинете! Точно так же жадно докуренный до самого «не могу». Окурок… сколько раз в моей практике окурки выступали в качестве важной улики, ценного указания на какое-либо обстоятельство!
Я выбежала из подъезда и укрылась от начавшегося дождя в салоне машины. Там было душно, солнце нагрело машину до чудовищного состояния, а еще на днях у меня полетел кондиционер, на починку которого упорно не выкраивалось времени. Голова кружилась от избытка впечатлений, и мне нужно было перевести дух.
Было о чем поразмыслить.
Некоторая вздорность обвинений против Алексея Ельцова казалась мне бесспорной с самого начала расследования. А в свете новых фактов, оглушающих своей очевидностью, вырисовывались куда более явные кандидатуры убийцы. К примеру, та же Римма Маратовна.
Никогда не забуду, с какими глазами она кинулась на меня. И вспышка эта произошла после того, как я начала спрашивать о Куценко, от знакомства, а уж тем более от родства с которым она упорно открещивалась. А финальный всплеск эмоций и вовсе имел место после моей, признаюсь, неосторожной и провокационной фразы в отношении наследования квартиры.
Миллион долларов в недвижимости, что еще нужно для мотива убийства, а?
Что ж, Римма Маратовна Ищеева, как человек вспыльчивый, мизантропичный и неуравновешенный, вполне могла оказаться убийцей Таннер. По крайней мере на эту роль подходит больше Леши Ельцова, оказавшегося козлом отпущения.