Чужая игра

Гладкий Виталий Дмитриевич

Оказалось, что в городке есть вертолетная площадка. Но «вертушка» находилась в личном распоряжении шефа спецзоны, генерал-майора, которого собеседники называли Абреком.

Я так и не понял, что это — имя или кличка.

И все равно даже такой вариант в случае идеального исполнения не мог гарантировать полной безопасности семьи.

Ведь не исключено, что вокруг зоны были еще и защитные пояса, где командовали другие люди. И они могли спокойно наплевать на жизни своих коллег-заложников, исполняя приказ вышестоящего

начальства, без пропуска и пароля выход из городка возможен только вперед ногами в цинковом гробу.

А в том, что спецзона была засекречена по максимуму, я уже убедился.

Иногда я вспоминал Анну. Чаще всего ночью, лежа рядом с женой.

И в такие моменты мне становилось так стыдно, что я благодарил благословенную темноту, скрывавшую мой виноватый вид.

Но все равно эти воспоминания были для меня приятны и вызывали какую-то легкую и сладостную тоску…

Абросимов приехал в понедельник. По его озабоченному и усталому виду я понял — пора.

— Да, нужно принимать решение, Карасев, — твердо сказал полковник.

Мы были одни; Ольга и Андрейка пошли прогуляться.

Я ответил ему тяжелым, сумрачным взглядом. Не было у меня доверия к Абросимову — и все тут. Внутри у него притаилось что-то гаденькое, ненастоящее… Про таких говорят — человек с двойным дном.

— Ваши родные здесь в полной безопасности, — продолжал Абросимов, напрочь проигнорировав мое настроение, — хорошо обеспечены и могут находиться в городке сколько угодно. Ничего необычного в этом нет — так живут семьи многих офицеров в отдаленных гарнизонах. Вы поступаете к нам в качестве вольнонаемного с выплатой жалованья и премиальных. Все чин чинарем.

— Не очень в это верится… — буркнул я независимо.

— Уж поверьте. Прошлое забыто и стерто, получите новые документы и легенду. А там…

— Только не нужно рассказывать мне, что будет потом. Я не настолько наивен, чтобы не знать, чем может все обернуться.

— Все зависит от вас.

— Опять двадцать пять. Ничего от меня не зависит. Так же, как и от вас. Но про меня ладно, а вот семья…

— С семьей будет все в порядке. Даю слово офицера.

Слово офицера… Я едва не рассмеялся ему прямо в лицо. У тебя, сволочь, даже документы фальшивые, не говоря уже о твоих сладких речах, попахивающих смертью.

Но я сдержался. И сказал:

— Слово к делу не пришьешь. Вы ведь не всесильны. Ситуация может измениться в любой день или час.

— Может, — неохотно согласился Абросимов. — Но мы постараемся минимизировать всякие неожиданности.

— Я требую гарантий.

— Что вы подразумеваете под понятием «гарантии»?

— Я хочу увезти жену и сына подальше отсюда.

— То есть за рубеж?

— Хотя бы…

— Нет.

— Тогда не важно куда. Лишь бы как можно дальше отсюда. И чтобы об их местонахождении знал лишь я один.

— Ни в коем случае, — отрезал Абросимов. —

Так не пойдет. Надеюсь, вам не нужно объяснять почему.

— Вы очень рискуете, полковник… — глухо сказал я, пытаясь унять приступ злобы. — Я не люблю, когда меня держат на коротком поводке. Можете не сомневаться — я выполню все, что вы прикажете. Но мне будет гораздо спокойней, если семья окажется вне вашего поля зрения. Игра должна идти на равных и без дураков.

— Вы мне угрожаете? — Абросимов налился кровью.

— Предупреждаю.

— Карасев, вы забываетесь! Здесь командую парадом я, и никто иной. И будет так, как я решил.

— Я не военный человек. И чувство субординации мне незнакомо. Поэтому не нужно наступать мне на горло. Если, конечно, вы ждете от меня эффективной работы.

— Все это верно. Но в ваших требованиях упущен из виду один важный момент — вы не рядовой гражданин и тем более не офицер разведки. Вы преступник, осужденный к высшей мере. И мы даем вам шанс искупить свою вину. Вместо того, чтобы отправить в распоряжение расстрельной команды. Так кто должен требовать гарантий?

— Вы рискуете… — Я закусил удила. — Я и впрямь не вправе что-либо требовать. Но не дай вам бог попытаться обмануть меня!

— В теории обман всего лишь несовпадение мнений по одному и тому же поводу.

— Это голая казуистика.

— Пусть так. Но вы можете быть спокойны — с головы Ольги и мальчика даже волос не упадет. Могу поклясться чем угодно.

— Ваши клятвы что дождь в пустыне. Закончился, и вновь одни сухие пески. Мне это знакомо…

— У меня нет причин вас обманывать.

— К вам в голову не заглянешь.

— Верно. Придется, Карасев, принять все на веру.

— Наверное, придется…

— Все остальное — в ваших руках.

— Еще бы. Мне это так знакомо… насчет моих рук… А что касается вашей трактовки «теории» обмана, то лучше бы она не подтвердилась на практике. По крайней мере, в нашем конкретном случае.

— Будем стараться вместе. У вас задание настолько ответственное и опасное — скрывать не буду, — что ни о каких подвохах с нашей стороны просто не может быть и речи.

— Вы хотите сказать, что только дурак рубит сук, на котором сидит?

— Что-то в этом роде… Так вы согласны?

— А у меня есть альтернатива?

— Значит, договорились. — Абросимов смотрел на меня угрюмо, жестко и с некоторым сомнением.

— И учтите — мы на вас очень надеемся.

— Я польщен.

Полковник сделал вид, что не понял мой сарказм. Он сказал:

— Фамилию и имя мы вам оставили те же, что и в ваших нынешних документах, — Алексей Листопадов…

— Пусть будет так, — согласился я с полным безразличием.

— Только мы более тщательно поработали над некоторыми моментами биографии, — продолжал он невозмутимо. — У вас на подготовку к внедрению есть еще неделя.