Чужая кровь
Шрифт:
– Пойди погуляй.
Лидочка оскорблено фыркнула и вылетела из комнаты, хлопнув на прощание дверью.
Прежде чем начать разговор, я подошла к двери и резко распахнула ее. Так и есть! Не ожидавшая этого медсестра, пытающаяся нас подслушать, обалдело воззрилась на меня и отскочила назад.
– А ну, брысь, – брезгливо бросила я.
Стоя в дверном проеме, я проводила нахалку глазами, пока не убедилась, что «невеста» с оскорбленным видом спускается на первый этаж. Опять, небось, на кухню направилась: Фрося жаловалась мне, что эта девица, не дожидаясь ужина, всю вторую
Покрепче прикрыв дверь, я повернулась к Деду:
– А теперь объясни, почему ты аннулировал свое завещание.
– Какое завещание? – поднял брови Дед.
– То, которым ты назначил меня своей наследницей.
– А я его никогда и не составлял, – хитро глянул на меня старик.
– Что-о-о? – вскинулась я. – Ты же сам мне говорил…
– Ну говорил, что собирался… А потом передумал. Могу я передумать? Зачем тебе мое добро? У тебя муж небедный. А у Лидочки никого нет. Случись что со мной, как она жить будет?
Я скрипнула зубами: нашел, о чем беспокоиться – да эта девица нигде не пропадет!
– Хочешь, я на тебя дачу перепишу? – предложил Дед.
Это переполнило чашу моего терпения, и я, забыв, как весь последний месяц изо всех сил старалась держать себя в руках, заорала:
– Дачу? К чему мне эта куча старых дров? Ты вообще соображаешь, что творишь? Хочешь, чтобы и квартира в центре Москвы, и наследство ушли на сторону?
В одно мгновение с Деда слинял простоватый вид, глаза его сверкнули сталью, и я невольно вспомнила, что разговариваю с армейским генералом.
– Тебе-то какое дело? – жестко произнес он. – Это все не ты зарабатывала, не тебе и решать, кому достанется. Забываешься, Елена!
Я наклонилась и схватила Деда за плечи, худоба которых ощущалась даже сквозь толстый халат:
– Нет, это ты забываешься. Может, мне напомнить кое-что тебе, а заодно и всем остальным?
Несколько мгновений наши взгляды вели молчаливую борьбу. Наконец, Дед отвел глаза и сказал:
– Ладно, вернусь в город – оформлю завещание.
– Ну уж нет! Вызывай нотариуса сюда: как хочешь, но чтобы завтра утром он был здесь, а завещание было готово еще до обеда.
Дед задумчиво пожевал губами, наклонил голову к плечу, словно прислушиваясь к чему-то, а потом ответил:
– Хорошо, Елена. Как скажешь.
Выйдя из Дедовой спальни, я сделала несколько шагов по коридору и прислонилась к стене. Меня терзало двойственное чувство: с одной стороны я была рада, что поставила на место старого хрыча и особенно его юную акулу, а с другой стороны меня мучило отвращение к самой себе: мне уже опротивело всего добиваться шантажом. Ну почему у нас в семье по-другому не получается!
И кому еще оставлять наследство? Не Андрюшке же! У него в руках деньги долго не задерживаются, а квартиру он пропьет в два счета. И не этой заморской дочери: живет она в Париже, судя по ее виду, не бедствует,
Я глубоко вздохнула и выпрямилась, оттолкнувшись от стены.
Дом затих: гости, наверное, разошлись по своим комнатам и уже легли спать. Мне тоже пора на боковую: завтра очень важный день.
Я решила сходить на первый этаж за ежедневником, который забыла в столовой, чтобы еще раз пробежать глазами список всех дел, которые я наметила на утро.
Спускаясь по лестнице, я услышала какой-то шум, неожиданно раздавшийся со стороны кухни. Я помедлила, а потом все же решила проверить, кто там копошится так поздно.
Глава 8
Я уже шагнула с последней ступеньки в просторный холл-прихожую и собралась повернуть направо, чтобы, пройдя через огромную столовую, оказаться в кухне, как вдруг входная дверь, расположенная слева от лестницы, открылась. С улицы повеяло вечерней прохладой, и через весь холл по полу протянулась полоса света от фонаря на крыльце. В дом вошла Мария, а за ней, по-джентльменски придержав дверь, Карен. Оба, как я разглядела, улыбались чему-то, что, очевидно, только что обсуждали.
Карен щелкнул выключателем, и холл ярко осветила пара люстр. Увидев меня, он удивился:
– Лена? Ты что здесь бродишь в потемках?
– Я забыла свой ежедневник в столовой, а ты откуда?
– Я показывал нашей гостье окрестности. Мы ходили на речку.
Мадам Данваль кивнула:
– О да, Карен, спасибо вам за то, что побыли моим гидом. Сама я, скорее всего, заблудилась бы: я так давно здесь не была!
Она повернулась ко мне:
– Это такое странное чувство, когда смотришь вокруг себя и узнаешь и одновременно не узнаешь пейзаж. Как здесь все изменилось! А речка осталась прежней, только начала покрываться ряской. Вода в ней раньше была такой чистой, прозрачной…
Глаза у мадам Данваль сделались будто стеклянными. У меня возникло ощущение, что она смотрит сквозь меня. В этот момент я почему-то вспомнила, как эта речка чуть не забрала навсегда Андрюшку. А у этой дамы, интересно, какие такие воспоминания связаны с ней?
Я кашлянула, и Мария словно стряхнула с себя оцепенение:
– Вы простите, что я устроила такую позднюю прогулку. Совершенно не хочется спать – ведь между нашими странами разница во времени. Париж отстает от Москвы на несколько часов.
Она улыбнулась:
– Но обещаю, что сейчас же отправлюсь в свою комнату и честно попытаюсь заснуть.
– Я провожу нашу гостью, – вскинулся Карен.
– Ваша комната наверху, справа от лестницы, – напомнила я мадам Данваль.
– Спасибо, я не заблужусь, – снова сверкнула неестественно белыми зубами тетка.
И тут я осознала: ведь она знает этот дом не хуже меня, потому что много раз бывала здесь еще тогда, когда меня и на свете не было.
– Спокойной ночи, – кивнула нам с Кареном Мария и начала подниматься по лестнице удивительно легкой для своего возраста и одновременно прямо-таки царственной поступью.